Только активное сдерживание - от северной границы в Сирии до Газы на юге - позволяет предотвратить масштабный конфликт на условиях Ирана

Пару недель назад в Иране разгорелся скандал, практически оставшийся не замеченным в мире: профессор политологии Тегеранского университета Садыг Зибакалам в посте в соц.сетях в саркастическом тоне поставил под сомнение разумность антиизраильской паранойи аятолл. "В случае, не дай Бог, войны с Израилем, нам придется объяснять будущим поколениям, зачем надо было воевать со страной, расположенной в сотнях километрах от нас и никогда нам не угрожавшей нам", - написал он. - Нам придется объяснять, кому нужны были огромные потери и выброшенные на ветер миллиарды долларов".

Профессор (в молодости - один из активистов революционного студенческого движения) был подвергнут остракизму, однако его пост получил тысячи комментариев и распространился в социальных сетях подобно пожару в степи.

Он совпал с событиями в Газе, и не был случайностью. Напротив, это было очевидным предупреждением режиму, идущим из глубины самого режима.

…События в Газе заставили многих в самом Израиле задаться справедливыми вопросами. Нужна ли была столь жесткая демонстрация силы? Можно ли было использовать не столь летальные способы, повлекшие массовые жертвы? Следовало ли привлекать столь восприимчивое и предосудительное западное общественное сознание к Газе, о которой почти забыли на фоне событий в Сирии?

Ответы на них следует искать в недавней истории страны. На протяжении последних десятилетий Израиль выбрал в качестве основной доктрины политику пассивного сдерживания. Переломным пунктом стало решение (и вполне разумное на тот момент) Ицхака Шамира не отвечать на ракетные обстрелы Ирака во время войны в Персидском заливе. Однако в дальнейшем данная концепция стала тотальной, и все военные кампании против "Хизбаллы" и ХАМАСа несли на себе отпечаток этого порочного курса. Во время операции "Литой свинец" в Газе в 2008-9 году, например, ЦАХАЛ был близок к тому, чтобы уничтожить режим ХАМАСа, а Джордж Буш-младший дал карт-бланш Израилю, однако Ольмерт и Барак (в то время министр обороны) свернули военные действия. Последующие операции в Газе были незавершенными, половинчатыми, неумелыми и нерешительными. Израиль утратил сдерживающую мощь и из "сумасшедшего государства", коим его считали арабы в 50-60-х годах, превратился в неуклюжего и нерасторопного увальня, неумело отбивающегося от наседавшей шпаны. И это не могло не остаться незамеченным для его врагов - и, прежде всего, Ирана, вплотную выдвинувшегося к границам еврейского государства на севере и создавшего свой оплот в Газе.

Конфликт между Ираном и Израилем - классические переговоры посредством оружия, к которому прибегали враждующие стороны во все века. У каждой из сторон свои задачи. Иран хочет зажать в тиски Израиль, выйдя на его северные границы и третируя посредством своих марионеток - "Хизбаллы" и ХАМАСа. Задача Израиля - отодвинуть иранцев как можно дальше от своей северной границы и обуздать его марионеток. Иран проверяет границы допустимого - Израиль должен прочертить их как можно четче. Любое проявление слабости толкуется, как шанс затянуть петлю, наброшенную на "сионистское государство". Любое проявление ответной решительности, как предупреждение. В этом отношении точечные операции в Сирии по ликвидации иранских объектов и использование жесткой силы в Газе - факторы, одного порядка, призванные сдержать иранский натиск. И этот курс активного сдерживания, столь отличный от безвольной и нерешительной политики прошлых десятилетий, приносит успех. Он позволяет Израилю существовать в мире и безопасности, избегая при этом масштабного конфликта.

Эхо противостояния отдается повсюду в регионе, влияя на наш имидж, а, следовательно, - стратегическую безопасность. Для своих негласных арабских союзников - прежде всего, Саудовской Аравии и Египта - Израиль ценен исключительно, если он - региональная сверхдержава, не только оснащенная технологически, но и способная безжалостно использовать свою силу в случае необходимости. За последние десятилетия вера в решимость Израиля защищать себя была неоднократно поколеблена, но возрождается сегодня. Второй аспект - арабы боятся не только Ирана и исламского экстремизма, но и беспорядков, способных взорвать хрупкую региональную стабильность. Действуя жестко, Израиль заставляет их активно вмешиваться в ход событий и обуздывать главарей ХАМАС, как это сделал ас-Сиси, вызвав на ковер и публично унизив Исмаила Ханию. И, наконец, третье, - демонстрируя готовность применять силу, даже на грани фола (выверенность каждого шага - несомненная заслуга наших лидеров), мы заставляем самих иранцев задуматься над последствиями безрассудной экспансии. Они, иранцы (и массовые волнения в начале года показали это), не хотят разбазаривать средства на Газу, "Хизбаллу" и базы в Сирии. Они хотят дешевого хлеба, работы и перспективы для себя и своих детей. Им не нужна война за сотни километров от своих границ, что и озвучил профессор Тегеранского университета. Жесткость и неуступчивость становится фактором, подталкивающим иранский народ - от рядовых граждан до представителей элиты - выступать против одержимости своих вождей, и это - несомненная, если не главная, победа.

Уинстон Черчилль писал, что любой конфликт имеет несколько фаз развития. Первая предусматривает решительное активное сдерживание, и только если оно не приводит к желаемому результату, следует переходить к превентивному удару. Самый худший, болезненный и смертельно опасный - третий вариант: слабость и пассивность, позволяющие противнику навязывать свою волю и парализовать нацию. Мы слишком долго следовали третьему и наихудшему сценарию, и то, что Израиль сумел выйти из этого порочного круга - несомненная заслуга руководства страны и, прежде всего, министра обороны, изменившего провальный курс своих предшественников. К сожалению, это изменение подхода на концептуальном уровне осталось пока не оцененным по достоинству отечественными комментаторами.