Дорогие читатели, перед вами - речь, которую произнес вчера писатель, лауреат премии Израиля Давид Гроссман на альтернативной палестино-израильской церемонии памяти павших - солдат, граждан, жертв конфликта с обеих сторон. Сайт РеЛевант перевел ее практически полностью, чтобы вы могли судить сами о характере речи и церемонии.

Дорогие друзья, вокруг нашей церемонии поднято много шума, но мы не забываем, что это, прежде всего, церемония памяти и уединения с ушедшими. Шум, каким бы он ни был, сейчас находится вне нас, потому что в самом сердце этого вечера есть глубокая тишина, та тишина, которая возникает от пустоты, от потери близкого человека.

Я и моя семья потеряли Ури - юношу, милого, умного и смешного. Даже сейчас, почти двенадцать лет спустя, мне трудно говорить об этом публично.

Смерть любимого человека становится смертью целой уникальной частной "цивилизации", с собственным языком и собственной тайной, и ее уже не будет, и не будет такой, как она.

Невыразимо тяжело стоять перед лицом этого абсолютного "нет". Бывают моменты, когда все, что есть, меркнет перед тем, что ушло.

Невыносимо тяжело бороться все время с тяжестью утраты.

Трудно отделить память от боли. Вспоминать больно, но самое страшное - это забыть.

И как легко в этой ситуации поддаться ненависти, ярости, мести…

Но я обнаружил, что каждый раз, когда меня соблазняют ярость и ненависть, когда я поддаюсь им - сразу чувствую, что теряю контакт с моим сыном, как будто закрывается какая-то дверь. И я принял решение, я сделал свой выбор. И мне кажется, что те, кто здесь сегодня вечером, сделали тот же выбор.

Я знаю, что даже внутри боли есть дыхание, и есть творчество, и есть хорошие дела. Утрата не только разделяет, но и объединяет. Здесь даже застарелые враги - израильтяне и палестинцы - могут объединиться именно потому, что у них общая боль и общая потеря.

В эти годы я встретил немало семей погибших. Я всегда объясняю, что, по моему опыту, даже когда боль поглощает вас, стоит помнить, что каждый член семьи имеет право скорбеть так, как ему нужно, в соответствии с его характером, согласно тому, что говорит ему его душа.

Никто не может указывать другому человеку, как оплакивать свою потерю. Это относится к каждой семье, это относится и к большой государственной "семье скорби".

Есть сильное чувство, которое связывает нас, и ощущение общей судьбы, и боль, о которой знаем только мы, та, о которой почти невозможно рассказать тому, кто вне этого. Поэтому, если определение "семьи погибших" является реальным и искренним, пожалуйста, уважайте наш путь. Он заслуживает уважения. Это непростой путь, не самоочевидный и не без внутренних противоречий. Но это такой способ придать какую-то осмысленность нашей потере, нашей жизни после их смерти. Это наш способ действовать, чтобы однажды, в будущем, война прекратилась. ​​Может быть, у нас получится, и война уйдет, и мы начнем жить, жить полноценной жизнью, а не просто выживать от войны к войне, от катастрофы к катастрофе.

Мы, израильтяне и палестинцы, которые потеряли в наших войнах тех, кто был дорог нам, возможно, больше, чем наша жизнь - мы обречены прикасаться к реальности через открытую рану. Любой, кто ранен таким образом, больше не даст себя обмануть. Любой, кто ранен таким образом, знает, насколько жизнь состоит из бесконечного компромисса.

Мне кажется, что утрата делает нас, тех, кто пришел сюда сегодня вечером, более трезвыми людьми. Мы не питаем иллюзий, например, по поводу ограничений власти, по поводу того, что дает нам сила.

Мы также более подозрительны, чем до трагедии, и испытываем отвращение каждый раз, когда видим пустую гордыню, или выражения националистического высокомерия, или надменные заявления лидеров. Мы не просто подозрительны, у нас действительно аллергия на все это.

В этом году Израиль празднует семьдесят лет. Хотелось бы, чтобы мы праздновали Независимость в течение многих лет, и все больше поколений наших детей, внуков и правнуков жили бы здесь рядом с независимым палестинским государством, в ощущении безопасности и мира, в созидании, просто в мирной повседневной жизни доброго и безопасного соседства. Пусть они чувствуют себя здесь как дома.

Ведь что такое дом?

Дом - это место, стены которого - его границы - ясны и согласованы. Существование дома стабильно и прочно, ему ничего не угрожает. Жители дома знают о нем все, а их отношения с соседями спокойны и доброжелательны. Такой дом дает вам ощутить уверенность в будущем.

А мы, израильтяне, даже после 70 лет существования - сколько бы слов, текущих патриотическим мёдом, не было сказано в ближайшие дни - мы еще не там. У нас еще нет дома. Израиль был создан таким образом, чтобы еврейский народ, который почти никогда не чувствовал себя "дома", наконец, вернулся домой. Теперь, спустя 70 лет, сильный Израиль является крепостью, но еще не является домом.

Дилемму решения израильско-палестинского конфликта огромной сложности можно подытожить в одной короткой формуле: если у палестинцев нет дома, у израильтян тоже не будет дома. И наоборот: если у Израиля нет дома, у палестинцев тоже его не будет.

У меня есть две внучки, им шесть и три года. Для них Израиль самоочевиден. Для них очевидно, что у нас есть государство, что есть сады, дороги и школы, больницы и компьютер, живой и богатый язык иврит.

Я принадлежу к поколению, где ничто из этого не принималось как должное, я говорю как представитель этого поколения, тех, кто живо помнит экзистенциальный страх, а также огромную надежду на то, что здесь, действительно, мы наконец сможем почувствовать, что пришли домой.

Но когда Израиль угнетает другой народ в течение более чем полувека, и создает реальность апартеида на оккупированных территориях, он становится гораздо менее "домом".

И когда министр обороны решает помешать палестинцам, настроенным на мир и сотрудничество, приехать сюда, на эту церемонию - Израиль становится менее "домом".

Когда израильские снайперы убивают десятки палестинских демонстрантов, большинство из них - мирные жители, Израиль становится менее "домом".

И когда израильское правительство пытается заключить сомнительные сделки в Уганде и Руанде и готово рисковать жизнью тысяч просящих убежища, изгнав их в неизвестность, Израиль становится менее "домом".

И когда премьер-министр порочит и подстрекает организации, которые защищают права человека, и когда он ищет способы законодательного регулирования, которое обойдет Верховный суд, когда сами по себе демократические институты и справедливый суд подвергаются прессингу и нападкам - Израиль становится менее "домом" для всех.

Когда Израиль пренебрегает жителями периферии и дискриминирует их, ожесточает свое сердце, не видя бедности слабых и безгласных - вывживших в Холокосте, нуждающихся, неполных семей, пожилых людей, детей из неблагополучных семей, больных и инвалидов - Израиль становится менее "домом". Это - неблагополучный дом.

Когда Израиль дискриминирует 1,5 миллиона арабоязычных граждан Израиля, когда он фактически отказывается от огромного потенциала для совместного проживания здесь - это дом, в котором хуже как меньшинству, так и большинству.

И когда Израиль отвергает иудаизм миллионов реформистских и консервативных евреев, он тоже менее "дом".

И каждый раз, когда артисты и художники обязаны доказывать в своих произведениях лояльность и послушание не только государству, но и правящей партии, он тоже менее "дом".

Израиль причиняет нам боль. Потому что это наш дом, который мы любим и хотим, чтобы он был тем самым домом. Потому что мы признаем великую, чудесную и замечательную историю, которая произошла с нами - у нас есть страна, и мы гордимся ее достижениями во многих областях, в промышленности и сельском хозяйстве, в культуре и искусстве, а также в области высоких технологий, медицины и экономики. Но ее сегодняшний вектор причиняет нам боль.

И я хочу сказать здесь, что половину премии Израиля, которую я получу послезавтра, я намерен пожертвовать и разделить между "Форумом семей погибших", ответственного за эту церемонию, и организацией "Элифелет", которая помогает детям, просящих убежища. Для меня это организации, которые выполняют священную работу, или же просто - обычную, человеческую работу, которую по идее должно было бы делать правительство.

Мы хотим, чтобы это был дом, в котором мы будем жить мирной и безопасной жизнью. Простая, ясная жизнь. Жизнь, которая не будет порабощена фанатиками всех видов ради некой мессианской и националистической мечты. Дом, жители которого не будут разменной монетой в конфликте ради принципа, якобы большего, чем они сами, якобы превосходящего их.

Это тот момент, когда "народ внезапно встанет утром и увидит, что он человек".

Мечтать - это хорошо. Радоваться достижениям - тоже. Израиль достоин нашей борьбы за него, за его характер. И нашим соседям, палестинцам, я желаю тех же вещей: независимости, построения нового, справедливого общества.

Я желаю, чтобы через семьдесят лет наши внуки и правнуки, палестинцы и израильтяне стояли здесь, и каждый из них будет петь свою версию своего государственного гимна.

Но есть одна строчка, которую они смогут петь вместе, на иврите и на арабском языке: "Быть ​​свободным народом в своей стране", и возможно, тогда, наконец, это станет реалистичной и точной характеристикой обоих народов.

Давид Гроссман