Использование терминов «левые» и «правые» восходит к Французской революции, когда якобинцы сидели слева в Национальной Ассамблее. Это словоупотребление продолжалось в течение следующих двух столетий. Но в наше время, с распадом Советского Союза и возникновением популистских партий, такая систематика перестала отражать политические реалии. Например, путинскую Россию уже нельзя называть левой страной, а многие популистские движения в разных странах мира с равной легкостью можно отнести как к левым, так и к правым, даже если исторически они принадлежали к левым. Так зачем мы продолжаем пользоваться этой классификацией? Это вопрос «ложного сознания» или же многие наши современники не желают признавать важных изменений, произошедших в последнее время? 

Вообще говоря, любого, кто усомнится в наличии глубинных различий между левыми и правыми в области идеологии, а также в области социально‑экономической политики, поднимут на смех - и совершенно справедливо. Что касается экономической политики левых, нет сомнения, что они выступают за более высокое налогообложение для богатых и за экономическое планирование и регулирование бизнеса. Правые считают, что налоги должны быть ниже, а регулирование меньше. Они терпеть не могут планирование и предпочитают, чтобы экономика регулировалась законами рынка. Что касается политики в области здравоохранения, то левые настаивают на доступной медицинской помощи, а правые верят в приватизацию услуг здравоохранения. Аналогичные фундаментальные различия можно найти в области образования и в других сферах. 

В XIX веке немыслимо было бы, чтобы во главе левых партий стояли богатые люди. Учреждая в 1864 году Первый Интернационал, Карл Маркс заявлял, что задачу освобождения рабочего класса должен решать только рабочий класс. Но с точки зрения 2017 года представляется, что лидеры движений за «освобождение» народа от Соединенных Штатов до Чехии - часто очень богатые люди, даже миллиардеры. 

Правда, даже в прошлом верно было, что политические партии левого фланга, поддерживающие аграрную экономику, не были сами по себе социалистическими, а политическая система, в которой они функционировали, не всегда была демократической. Скорее, система была авторитарной, а в некоторых случаях и тоталитарной. Тем не менее идеология их была не национальной - скорее, они стремились объединить пролетариат разных стран. Это было очень важно для самой структуры левых партий. Раньше левые всегда были интернационалистами. Сегодня же новые социальные движения тяготеют к национализму. Что касается нового социалистического Интернационала, независимо от того, насколько он реален, все в его программе было бы правым и реакционным, если судить по прежней идеологии левых политических мыслителей и партий. 

Действительно, невозможно было даже представить, чтобы партии, возникшие во время Второго социал‑демократического Интернационала, одобряли бы антисемитизм. Но даже это меняется. Примером этой тенденции может служить британская партия лейбористов. Она выступает не только против нынешнего правительства Израиля, но и против самой идеи еврейского государства. Конечно, среди основателей Второго и Третьего Интернационалов был Карл Маркс, который весьма критически высказывался о еврейской истории. Но ни один Интернационал не стал был поддерживать джихадистов, призывающих к уничтожению еврейского государства и его граждан. 

Однако, если сегодня возникнет еще один интернационал, по всей вероятности, его полностью или частично поддержат партии с именно такими симпатиями и политической позицией. С этими идеями заигрывает турецкая Партия справедливости и развития, а ее лидер, президент Турции Тайип Эрдоган, высказывает их, как и популисты других стран, призывая под свои знамена простых граждан. Хотя Турция не поддерживает терроризм на государственном уровне, политическая программа Эрдогана очень близка к ненасильственным призывам экстремистских групп, существующих на Ближнем Востоке. Интернационалисты прошлого назвали бы политическую программу современных джихадистов правой - теперь все меняется. 

Недавние выборы во Франции показали, до какой степени изменилось значение слов «левый» и «правый». СМИ интересовал главным образом Эмманюэль Макрон и разница в возрасте между ним и его женой. В результате они не заметили других важных вещей. За несколько недель до первого тура выборов Жан‑Люк Меланшон (кандидат от крайне левых), возникший из ниоткуда, почти догнал Макрона, разница между ними составляла менее 1%. Меланшон, ранее состоявший в Социалистической партии Франции, вышел из нее и образовал собственную партию, придерживающуюся более радикальных левых взглядов. Легко могло оказаться, что во втором туре встретились бы Марин Ле Пен и Меланшон - представители крайне правого и крайне левого крыла. 

Но это определение вводит в заблуждение. Меланшон со всеми его разговорами об историческом материализме видит у себя много общего с Владимиром Путиным, а не с Европейским Союзом. По обоим этим вопросам платформы Меланшона и Ле Пен сходятся. В определенном смысле различие между обоими кандидатами сводится не к левой или правой идеологии, а к специфическому национализму, характерному для каждой из политических программ. 

Вообще говоря, в этом состоит трагедия европейского социализма. Социалистическая партия Италии распалась около 25 лет назад, и на смену ей пришли мелкие малозначительные группы. На выборах в Голландии три месяца назад Социалистическая партия труда потерпела сокрушительное поражение. Ее обошла Партия зеленых и другая «Социалистическая партия», которая выросла из маоистской группы и чья приверженность социалистическим принципам не вполне ясна. То же самое происходит почти во всех странах Европы. Вопрос, почему так происходит, еще не получил достаточно подробного освещения. Очевидно, что социальные движения, которые раньше были бы интернационалистскими, теперь присоединяются к популистам, в лучшем случае поверхностно причисляющим себя к традиционным левым или традиционным правым. 

Итак, находимся ли мы на пороге возникновения нового, Пятого, Интернационала или изменившиеся ветры глобальной политики делают подобное объединение невозможным? 

Первая организация такого рода появилась в шестидесятых годах XIX века, и она стала эпохой в истории социализма, несмотря на то что просуществовала всего несколько лет. За ней последовал Второй Интернационал - союз социал‑демократических партий. После революции русские коммунисты основали Третий Интернационал, который Сталин распустил во время Второй мировой войны, чтобы заручиться помощью более влиятельных союзников в борьбе с нацистской Германией. У троцкистов был собственный Четвертый Интернационал, хотя о нем редко говорят и эта организация не приобрела большого влияния. 

«Радикальные» движения, возникшие в целом ряде европейских стран, имеют немало общих характеристик и целей. Они выступают против элит в своих странах и предлагают масштабные политические реформы, правда, не всегда демократические по содержанию. Как реализовать эти реформы без создания нового правящего класса? На этот вопрос они не отвечают - возможно, потому, что считают, что вероятность успеха слишком мала. Возможно, этот Пятый Интернационал будет правым или левым или его вообще нельзя будет определить традиционными терминами. Некоторые из его потенциальных членов склоняются к экономической политике, которая раньше считалась бы левой, другие придерживаются противоположных взглядов. Можно с уверенностью прогнозировать, что во всех этих странах существует оппозиция против приема новых эмигрантов из Азии, Африки и Ближнего Востока. Но достаточно ли этого для долгосрочного союза между этими странами, сказать очень трудно. 

Мне лично кажется, что если новый Интернационал возникнет, то его перспективы не очень блестящие. Я не верю, что Пятый Интернационал, даже с участием некоторых бывших коммунистических стран Восточной Европы, продержится достаточно долго. Слишком сильны различия интересов и амбиций. Более того, в эпоху, когда национализм укрепляется больше, чем когда‑либо в последние десятилетия, перспективы совместных действий минимальны. 

Короче говоря, новый, Пятый, Интернационал может возникнуть, но он будет мертворожденным.  

Вальтер Лакер, Have ‘Left’ and ‘Right’ Outlived Their Meaning?