Zahav.МненияZahav.ru

Четверг
Тель-Авив
+30+16
Иерусалим
+28+15

Мнения

А
А

Ран Ишай: Не только Бальфур

Почти две с половиной тысячи лет разделяют две самые известные декларации в истории возвращения еврейского народа в Страну Израиля: провозглашенную в 538 году до н. э. персидским царем Киром Великим и лордом Бальфуром и 2 ноября 1917 года, столетие которо

24.01.2018
מערכת וואלה! צילום מסך

Читайте также

Почти две с половиной тысячи лет разделяют две самые известные декларации в истории возвращения еврейского народа в Страну Израиля: провозглашенную в 538 году до н. э. персидским царем Киром Великим и лордом Бальфуром и 2 ноября 1917 года, столетие которой мы нынче и отмечаем.

Мотивы обеих деклараций совмещали как политические соображения, так и симпатии к идее возвращения евреев в Сион. Кир Великий, вероятно, стремился выглядеть просвещенным властителем, уважающим захваченные народы, и был заинтересован в стабильности на египетской границе своей империи. Вдобавок, будучи политеистом, он не видел проблемы в признании чужих богов, включая и еврейского. А потому поддерживал чаяния еврейского народа вернуться в свою страну и отстроить храм. Примерно 2450 лет спустя правительство Великобритании, оказавшись в состоянии войны с Германией, Австро-Венгрией и их союзницей Османской империей, тоже искало опору на Ближнем Востоке, а, возможно, и среди евреев США, уже тогда обладавших заметным влиянием внутри своей страны. Одновременно свою роль сыграли и вполне просионистские мотивы. Удивительным образом подобные взгляды разделяли сразу три ключевые фигуры британского правительства — премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, министр иностранных дел Артур Джеймс Бальфур и министр вооружений Уинстон Черчилль. То, что все трое всячески поддерживали идею возвращения евреев в свою страну, всем хорошо известно.

Куда менее известно то, что между двумя этими декларациями были и другие аналогичные им важные заявления различных высокопоставленных политиков и официальных лиц, носившие просионистский или, по меньшей мере, проеврейский характер. Некоторые из них, без сомнения, послужили если не основой, то по крайней мере поводом не только для последовавшей за ними декларации Бальфура — но и для политической деятельности молодого и амбициозного журналиста Теодора Герцля. Вероятно, важнейшим и первым подобным юридическим документом, на который в начале своей сионистской активности опирался Герцль, стало право, предоставленное османским султаном Сулейманом Великолепным в 1561 году доне Грации Мендес Наси и ее племяннику и зятю дону Йосефу Наси, ключевым еврейским фигурам международного масштаба, входившим в число богатейших людей своего времени.

Дона Грация – предвозвестница сионизма

Документ этот был предоставлен им на фоне тяжелейших преследований, которым подвергались евреи в христианской Европе после Испанского изгнания. Беженцам так и не удалось найти пристанище в других европейских странах. Самым известным случаем стала судьба анусим (насильственно обращенных в христианство евреев, продолжавших в тайне соблюдать иудаизм) Анконы – города на побережье центральной Италии. Около сотни их бежало в Анкону после того, как в первой половине XVI века в ней утвердилась папская власть. Указом папы Юлия III евреям было позволено жить в Анконе, открыто вернувшись к иудаизму. Однако уже в 1555 году Джанпьетро Карафа, взошедший на папский престол под именем Павла IV, отменил все прежние обещания и отправил на костер инквизиции 24 еврея. Тщетно дона Грация пыталась спасти приговоренных к мучительной смерти. Использовав все свое влияние, она организовала экономический бойкот анконского порта, который, хоть и не был продолжительным, нанес заметный ущерб экономике города. Вместе с тем, не добившись успеха в спасении своих собратьев, дона Грация занялась поиском других решений для защиты еврейского народа.

Вначале она попыталась приобрести у Венецианской республики несколько островов для организованного расселения евреев, которые могли бы начать там свободно жить, соблюдая свои традиции. Эта попытка провалилась – как из-за устойчивого экономического положения Венеции, позволявшего ей не идти на шаги, которые противоречили католическому мировоззрению, так и вследствие резкого противодействия со стороны Карла V, короля Испании и императора Священной Римской империи, активно преследовавшего евреев на всех подчиненных ему обширных территориях. Столкнувшись с неудачей, дона Грация вместе с доном Йосефом сосредоточили свои усилия на Османской империи. Еще в начале XVI века дона Грация приобрела у султана право на сбор налогов в Тверии и семи окрестных деревнях, не исключено, что в качестве возможного убежища для анусим в Стране Израиля. Эта политическая и экономическая деятельность доны Грации вызвала яростное противодействие целого ряда европейских дипломатов, включая представителя папы в Святой Земле Бонифация Рагузского, заявившего протест великому визирю Дамату Рустем-паше. А представитель Франции в Стамбуле д’Патримоль послал 16 сентября 1563 года французскому королю резкий рапорт по поводу этой автономии, фактически приобретенной доном Йосефом Наси у султана на побережье Тивериадского озера (озера Кинерет). По его утверждению, дон Йосеф по сути стал еврейским царем, именно в этом статусе требуя у французской короны возвращения полагающегося ему долга. При этом высокопоставленный дипломат не стеснял себя в выражениях, широко распространенных в то время в христианской Европе, сообщая, что дон Йосеф добился от султана этого права вследствие «еврейских козней».

Не вполне ясно, какой из мотивов был для доны Грации основным — экономические ли выгоды, «сионистское видение» или проявление милосердия в отношении гонимых собратьев. Так или иначе, очевидно, инициатива принадлежала именно ей, в то время как племянник и преуспевающий коммерсант дон Йосеф был предан самой идее в гораздо меньшей степени. Поэтому вслед за кончиной доны Грации проект заселения Галилеи евреями в рамках феодальной полуавтономии под властью дона Йосефа постепенно угас. Он сам получил от султана другой феодальный удел, став герцогом острова Наксос в Эгейском море. В дальнейшем он даже был претендентом на должность главы Кипра в обмен на обещание султану значительно увеличить там ежегодный сбор налогов.

Спустя почти 350 лет после смерти доны Грации Герцль, выдвинув идею заселения евреями своей исторической родины, естественно, обратился к Абдул-Хамиду II, властителю Османской империи, куда входила и Страна Израиля. В двух первых письмах, написанных Герцлем султану, он просил о встрече. Оба письма остались без ответа. В третьем письме Герцль просил у султана, чтобы тот хотя бы возобновил то право, которое предоставил Сулейман Великолепный доне Грации Наси. В ответе, полученном на этот раз Герцлем, султан не отрицал существование предоставленного тогда права. Однако отметил, что вопреки преемственности властных решений, согласно которой султаны обязаны признавать указы, изданные их предшественниками, здесь ситуация иная, поскольку Сулейман Великолепный был признан отступником, и потому это его решение не считается действительным. В конце концов Герцль дважды встречался с султаном в 1899 и 1901 годах, оба раза — безрезультатно. Однако переписка, задокументированная на турецком языке, сохранилась в архиве стамбульского дворца Топкапы, подтверждая то, что предоставленное доне Грации право лежало в основе обращения Герцля к Османской империи.

Так говорили американские президенты

Еще до начала сионистской деятельности Герцля было по крайней мере два американских президента, публично высказывавшихся в пользу стремления еврейского народа вернуться на историческую родину в Страну Израиля. В 1819 году, почти через двадцать лет после завершения своей каденции, второй президент США Джон Адамс пожелал еврейскому народу стать в Иудее независимой нацией. Это напутствие он озвучил в письме к Мордехаю Мануэлю Ноаху, американскому еврею, в прошлом занимавшему дипломатическую должность в госдепартаменте, а на тот момент журналисту и общественному активисту, добивающемуся создания национального дома для еврейского народа. Сын Адамса — Джон Квинси Адамс, шестой американский президент, также обращаясь в письме к Ноаху, выразил уверенность в том, что Иудея возродится как независимая нация.

В 1891 году американский евангелистский пастор и пламенный христианский сионист Уильям Юджин Блэкстоун стал инициатором петиции, в которой, обращаясь к президенту США Бенджамину Гаррисону и госсекретарю Джеймсу Блейну, призвал использовать все их полномочия для скорейшего собрания международной конференции, посвященной положению евреев и их требованию Страны Израиля как своего древнего дома (Яаков Ариэль «Американская инициатива создания еврейского государства: Уильям Блэкстоун и манифест 1891 года», «Катедра» 49, 1988, стр. 87).

Под этой петицией, известной в истории как «Меморандум Блэкстоуна», среди четырехсот высокопоставленных американцев поставили свою подпись также президент Верховного суда Мелвил Фуллер, губернатор Массачусетса, мэры Нью-Йорка, Филадельфии и Чикаго, конгрессмены, и в том числе Вильям Мак-Кинли из Огайо, шестью годами позже избранный президентом США.

Мак-Кинли был убит в 1901 году, в самом начале своего второго президентского срока, сменивший его Теодор Рузвельт оказался не меньшим сторонником сионистской идеи. В 1872–1873 годах, когда Рузвельт был еще молодым человеком, он вместе с семьей посетил Ближний Восток и в своем путевом дневнике среди прочего описал посещение Стены плача. Годы спустя, после окончания армейской службы, написания книг и блестящей политической карьеры, вознесшей его на самый верх, в 1906 году Рузвельт получил Нобелевскую премию мира. В том же году он написал, что считает верным создание сионистского государства вокруг Иерусалима.

В последующие годы другие американские президенты также делали публичные заявления в поддержку сионистской идеи. В ответ на декларацию Бальфура Вудро Вильсон сказал, что убежден в необходимости вернуть Святую землю еврейскому народу.

Менее известны высказывания тех, кто занимал президентскую должность вслед за ним. Сменивший Вильсона Уоррен Гамалиел Гардинг считал, что те, кто изучали священное писание, не могут не признать неизбежность будущего возвращения еврейского народа в свой национальный исторический дом. Точно так же и его заместитель, а впоследствии преемник Джон Калвин Кулидж выразил свою поддержку созданию национального еврейского дома в Палестине.

Следующий президент Герберт Гувер пошел еще дальше, сделав заявления, носившие официальный характер. В отличие от декларации Бальфура, адресованной частному лицу — лорду Лайонелу Уолтеру Ротшильду для дальнейшей передачи сионистам, Гувер напрямую обратился с письмом к Сионистской организации Америки. После прокатившихся по Палестине еврейских погромов 1929 года Гувер написал, что Страна Израиля была разорена и заброшена на протяжении веков. К слову, это вызвало возмущенную реакцию сирийско-палестинского конгресса, заседавшего тогда в Каире и выступившего с протестом, главным образом против определения страны как остававшейся в запустении на протяжении долгих лет. Гувер же высказал уверенность в том, что именно в результате страшных погромов обещание превратить Палестину в национальный дом еврейского народа обрело еще большую силу. В 1931 году в заявлении, приуроченном к проходившему в США сбору пожертвований в пользу Страны Израиля, Гувер вновь подчеркнул свою поддержку созданию там национального дома для евреев, напомнив, что высказывал ее и в прошлом. Ни усилившийся в то время в подмандатной Палестине террор, ни международные разногласия в отношении Страны Израиля, ни колебания британской политики, ни мощное арабское противодействие — ничто не заставило Гувера изменить позицию.

От войны к миру

Среди прочих причин, приведших к декларации Бальфура, обычно упоминают благодарность Британской империи Хаиму Вейцману за изобретение способа получения искусственного ацетона, требовавшегося для производства бездымного пороха — кордита, столь необходимого британским вооруженным силам в годы Первой мировой войны. Вместе с тем, война эта внесла куда более значимые изменения в политическое положение еврейского народа. Британия, а вслед за ней и другие мировые державы стремились укрепить свою поддержку, и прежде всего в тех областях, которые намеревались захватить. При этом все они стали ясно осознавать влияние общины американских евреев на правительство США.

В марте 1917 года, еще за восемь месяцев до объявления декларации Бальфура, командующий Египетским Экспедиционным корпусом генерал Арчибальд Мюррей сделал даже более четкое и решительное заявление по поводу дальнейших британских планов в отношении Страны Израиля после завоевания ее:

«Нет никаких сомнений, что мы обязаны возродить древнюю еврейскую Палестину, позволив евреям осуществить свои мечты о Сионе. (…) У евреев, по крайней мере, была бы родина и национальность. Национальная мечта, поддерживавшая их на протяжении многих сотен лет, будет осуществлена» («Цели продвижения в Святую Землю», «Нью-Йорк Таймс», 15.04.1917).

Конечно, в британской политике были и другие силы, продвигавшие совершенно противоположную тенденцию, среди них Томас Эдуард Лоуренс, известный как Лоуренс Аравийский, добивавшийся на Ближнем Востоке арабской независимости. Став военным советником и другом саудовского эмира Файсала, Лоуренс приобрел на британское военное командование влияние, значительно превосходящее то, которому соответствовал его чин подполковника. Аналогичные взгляды выражал и Артур Генри Макмагон, занимавший пост верховного комиссара Египта, в письмах, обращенных шерифу Хусейну ибн Али, прапрадеду нынешнего иорданского короля Абдаллы II, обещая тому значительные части «Большой Сирии». В конечном счете, британцы не выполнили следовавших из этих писем обещаний, по крайней мере с точки зрения Хусейна. Соглашением Сайкса-Пико они разделили эту территорию с французами, провозгласив поддержку в создании национального дома для евреев в Палестине.

В свою очередь, военные союзники британцев французы даже опередили Лондон в признании сионистских устремлений. Еще 4 июня 1917 года, за пять месяцев до декларации Бальфура, Жюль Камбон, генеральный секретарь французского МИД, послал письмо Нахуму Соколову, который наряду с Хаимом Вейцманом возглавлял в то время международную политическую деятельность сионистов.

Господину Соколову

Вы любезно представили мне проект, которому посвящены все Ваши усилия, нацеленные на развитие еврейской колонизации в Палестине. Вы считаете, что если обстоятельства позволят, это было бы справедливой и подходящей компенсацией со стороны союзников, наряду с обещанием защитить независимость святых мест, поддержать также и возрождение еврейского народа на той территории, с которой он был некогда изгнан.

Французское правительство, вступившее в нынешнюю войну, чтобы защитить народ, незаконно подвергшийся нападению, и продолжающее борьбу за победу над могучей державой, не может не сочувствовать Вашему делу, торжество которого связано с победой союзников.

Для меня большая честь предоставить Вам такую ​​уверенность.

В отличие от декларации Бальфура, письмо Камбона, подобно заявлению Гувера, обращено напрямую к официальной сионистской структуре. Франция, как и Британия, преследовала свои цели на Ближнем Востоке — но при этом, сотрудничая с сионистскими организациями, не видела необходимости в посредничестве частного лица. Так или иначе, это письмо не вызвало большого резонанса и сегодня почти забыто.

Немецкий аспект

Одной из причин, побудивших французов сделать подобное заявление, заключалось в опасении, что аналогичную декларацию объявят германские власти. Странам-союзницам стало известно, что под давлением немецких евреев Германия намерена выступить с неким проеврейским обращением. Так возникла своего рода конкуренция между державами «оси» и Антантой. В конце концов оказалось, что англо-французские опасения по поводу немецкой декларации были не вполне оправданны. Германия, хотя и находилась в союзнических отношениях с Османской империей, сосредоточила свои реальные интересы исключительно на войне в Европе. И хотя в 1917 году перемен на Западном фронте практически не было, на Восточном, как известно, события складывались весьма бурно. Исходя из этого, Германия прилагала все усилия, надеясь достичь там окончательного преимущества над Россией. Иными словами, германская декларация предназначалась для оказавшихся в тяжелейшем положении восточноевропейских евреев, прельщая их возможностью обрести лучшую жизнь под немецкой оккупацией. Она была обращена к тем из них, кто хотел остаться в Европе, а вовсе не к сионистам, стремившимся добраться до Страны Израиля. Поэтому на деле совсем не конкурировала с декларациями стран-союзниц.

Эта декларация была опубликована генералом Эрихом Людендорфом, начальником штаба и заместителем Пауля фон Гинденбурга, главы немецкой армии. По сути дела, поскольку война отодвинула в сторону все другие политические аспекты, именно эти два военачальника фактически и возглавляли страну. Таким образом озвученная ими декларация являлась выражением официальной политики Германской империи. Обращенная к многомиллионному еврейскому населению Польши, являвшемуся на тот момент важнейшим фактором в пределах черты оседлости, она предлагала им те свободы, которыми уже обладали немецкие евреи. Подчеркивая тяжесть еврейской жизни под властью российского царя, декларация противопоставляла ей жизнь в Германии, где не было ни погромов, ни кровавых наветов, ни черты оседлости, ни ограничений, накладываемых на евреев в выборе специальности:

Евреям Польши

Победоносные армии империй Среднеевропейского пакта, Германии и Австро-Венгрии стоят лагерем у границ Польши.

Русская тирания поспешно отступает, пытаясь спастись от наших непобедимых войск.

Мы несем вам знамена правосудия и свободы: полное гражданское равноправие, свободу вероисповедания, освобождение и свободу создавать и работать, занимаясь любым подходящим вам делом в рамках нашей экономики и культуры.

Вы слишком долго страдали под тяжестью железного ига Москвы. Теперь мы приходим к вам как друзья. Жестокое иностранное правление сломлено. Для Польши открывается новая эра.

Мы приложим все усилия для вашей защиты и станем оплотом избавления для всех жителей страны. Еврейское равноправие будет теперь установлено прочно.

Не дайте обмануть себя лживыми обещаниями, как уже случалось прежде! В 1905 году царь пообещал вам равноправие. Но что осталось от этих царских обещаний?

Вспомните страшные изгнания и бегство множества ваших братьев!

Вспомните Кишинев, Гомель, Белосток, Седлце и сотни других кровавых погромов!

Вспомните суд Бейлиса и непрестанные усилия властей, распаляющих в народе уверенность в кровавом навете!

Вот как выполнял царь свои обещания, данные им в трудную минуту.

Он снова оказался в тяжелом положении, и в этом причина его нынешних обещаний!

Ваш святой долг теперь – приложить все силы, чтобы помочь освобождению.

Все силы вашего народа — молодые, общественные, социальные — должны теперь объединиться вместе в одну ради достижения святой цели.

Обернитесь с сердцами, полными доверия, к командирам наших наступающих сил!

Все товары, которые вы обеспечите, будут оплачены по полной стоимости.

Присоединяйтесь к общему делу победы над врагом, помогите свободе и справедливости достичь окончательной победы!

Верховное командование Объединенных армий Германии и Австро-Венгрии

(Центральный архив истории еврейского народа, архив Израиля Клаузнера, P034).

Точное время публикации этой декларации неясно. Речь идет о прокламации, напечатанной на иврите и на идише. Можно предположить, что с немецкого языка она была переведена евреями из окружения Людендорфа, возможно, даже еврейскими офицерами немецкой или австро-венгерской армии.

Очевидно, она была распространена в самом начале 1917 года, прежде чем массовые антиправительственные выступления петроградских рабочих и солдат в конце февраля привели к свержению Николая II. В листовке также упоминаются волнения 1905 года, закончившиеся ограничением царского самодержавия, введением демократических свобод и зарождением парламентаризма. Тогда Николай II опубликовал манифест, обещавший религиозную и политическую свободу, но на деле обернувшийся жесточайшими антиеврейскими погромами. Напоминая об этом, немецкая декларация обещала евреям после завоевания Польши обеспечить эти права по-настоящему.

Декларация Людендорфа, целью которой, очевидно, было использование шаткости положения в России для дальнейшей дестабилизации царской власти и прекращения войны на Восточном фронте, совершенно не упоминала о политических чаяниях сионистского движения. Тем не менее она оказалась катализатором, подтолкнувшим в итоге союзные державы к гораздо более революционным документам, главным из которых стала Декларация Бальфура. Как мы теперь можем убедиться, Декларация Бальфура при всей своей исторической важности была лишь последним звеном в длинной цепи заявлений, обещаний, писем и деклараций, озвученных и опубликованных самыми разными политиками на протяжении предшествующих сотен лет. Мотивы всех этих заявлений часто вовсе не были связаны с любовью к народу Израиля, будучи продиктованными чисто политическими или экономическими интересами. Но каждое из них в итоге становилось еще одним шагом на пути к возрождению еврейского государства.

Перевод: Александр Непомнящий

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке