Высшая несправедливость

В недельной главе "Бехуккотай" мы читаем следующее страшное предостережение: "Если же не послушаете Меня и не будете исполнять все заповеди эти,.., то и Я поступлю с вами так; и пошлю на вас ужас, чахотку и горячку, томящие глаза и мучающие душу; и будете сеять напрасно семена ваши, и съедят их враги ваши. И обращу лицо Мое на вас, и будете поражены врагами вашими, и будут властвовать над вами неприятели ваши, и побежите, хотя никто не гонится за вами. И если при всем этом не послушаетесь Меня, то Я увеличу наказание ваше всемеро против грехов ваших" (26:14-18).

Слова эти, как будто, делают избыточной любую теодицею, т.е. любую теологическую попытку оправдания Бога перед лицом мирового зла. Все разъяснено заранее, причем предельно четким образом: когда страдания зашкаливают - не надейтесь разобраться. Он заранее оговорил Свое право на самое вздорное, самое не пропорциональное реагирование ("всемеро").

И все же доведенный до отчаяния человек не всегда удовлетворяется этим ответом. Он не понимает, он возмущенно спрашивает: С какой стати всемеро? Где справедливость?

В сущности, вопрос оправдания Бога перед лицом безмерного зла является основным вопросом религиозной веры; в сущности, вопрос этот вообще составляет сердце религии. В самом деле, слова Писания "справедливость и правосудие – основание престола Его" (Тегилим 97:2) в контексте "религии" подразумевают, что в мире как раз царит вопиющее беззаконие.

"Религия" - это кредит доверия Творцу, предоставляемый Ему вопреки несовершенству Его мира. Если бы мы жили в "идеальном обществе", в котором бы каждая кража немедленно каралась инфарктом, а плотоядный взор, брошенный вслед чужой жене - ударом молнии, в "религии" не было бы никакой необходимости. Религия возникает из-за разрыва между высшей справедливостью и справедливостью эмпирической, из-за полного несоответствия между благостью Творца и ужасами жизни.

Американский философ, Дэвид Бирнбаум, пишет в этой связи: "Век за веком теодицеи ограничивали аспекты Божьей силы, или ограничивали претензии человека на добродетель, или ограничивали способности человека понять Бога. Ни один из этих вариантов по-настоящему не удовлетворяет разумного религиозного человека, того, кто хочет сохранить власть Бога, добродетель человека и способность человека понимать".

В своей обстоятельной книге "Бог и зло" (переведенной с английского Михаилом Левиным, но до сих пор так и не изданной на русском) Бирнбаум обращает внимание, что вопросы эти оказались крайне обострены после Катастрофы: "Хотя это может быть философски верно, и даже, возможно, доказуемо, что смерть одного невинного - такая же большая философская проблема, как и смерть нескольких миллионов невинных, именно это последнее не дает покоя человечеству. Именно смерть миллионов открывает ворота для общественного самоанализа и богословской переоценки".

Непомерное, "семикратное" ("против грехов наших") торжество зла в этом мире Бирнбаум объясняет выбором Адама, решившегося оставить отеческий дом.

Он говорит о двух возможных путях мироустройства, связанных с двумя деревьями райского сада: "Есть два основных типа существования, возможных для человека в созданной Богом вселенной. Два набора взаимно исключающих динамик. Динамики внутри каждого набора взаимосвязаны и взаимозависимы. Первый тип существования является агрессивным провидением, существованием в “позолоченной клетке”. Бог, ради человека, занимается его потребностями и проблемами природы. Под эгидой динамики существования по типу “Древа Жизни”, человек рассматривается как младенец в уютном доме. Все пышно и относительно без проблем. Прогресс и достоинство приносится в жертву на алтарь блаженства и вечной жизни. Обо всем Он позаботится.

Но есть и другая динамика существования – по типу “Древа Познания”: жизнь вызова, свободы, частной жизни (частности), и ответственности; агрессивное стремление к знаниям, боль и радость в больших крайностях; жизнь независимости и риска; смертность в силу естественного и морального зла; уменьшенное Божественное Провидение, которое должно удерживать на “поводке” естественное зло; бесконечный потенциал роста; более высокий потенциал для “морального добра” и “нравственного зла”; более высокий уровень достоинства человека благодаря его свободе и ответственности".

Грехопадение, таким образом, явилось решением человека начать самостоятельную жизнь: "Человек не принял подход с низким уровнем риска для жизни, которому на этом этапе развития благоприятствует Бог, ради более смелого и рискованного подхода к жизни, подхода, который, хотя и не был тогда рекомендован Богом, был, тем не менее, определенно разрешен".

Это замечательное объяснение, и все же его трудно назвать исчерпывающим.

Загадка неравенства

В библиотеке Пьера Ферма была обнаружена "Арифметика" Диофанта, на полях одной из страниц которой было написано: "Невозможно разложить куб на два куба, биквадрат на два биквадрата и вообще никакую степень, большую квадрата, на две степени с тем же показателем. Я нашел этому поистине изящное доказательство, но поля книги слишком узки для него".

Утверждение это казалось правдоподобным, но являлось голословным.

Три столетия математики всего мира бились над этой задачей, пока в 1994 году Эндрю Уайлс, наконец, не доказал, что уравнение xⁿ + yⁿ = zⁿ не имеет решений в натуральных числах при n больше 2. Однако доказал он это все же не на одной, а на десятках страниц. "Изящное" решение так и не было найдено.

Что бы мы подумали, если бы на полях Библии, принадлежащей Лейбницу, обнаружилась бы запись: "Я нашел поистине изящное доказательство того, что царящая в мире несправедливость не противоречит идее всемогущества Бога, но поля Библии все же несколько маловаты для его изложения".

Мне бы такая запись показалась вполне ожидаемой и здравой. Теодицея не должна растекаться по древу, она должна быть лаконичной и ясной. Мы чувствуем ее витающей где-то рядом - эту волшебную формулу, утешающую всех скорбящих. Она должна быть, и все же она постоянно ускользает.

Дело в том, что главный вопрос теодицеи состоит не столько в наличии зла, сколько в вопиющей неравномерности его распределения по людским судьбам. Один ребенок умирает от голода в Африке, другой тешится в Диснейленде; один еврей в составе всей своей семьи удушается в газовой камере, второй возвращается в Сион и получает "корзину". Вопросы богооправдания в первую очередь встают ребром тогда, когда мы сталкиваемся именно с "несправедливостью", с "семикратностью" воздаяния, и главное, с "неравенством".

Бирнбаум вскользь касается этой темы: "Пауль Тиллих попытался предложить более рациональную версию классической обороны “конечное / бесконечное”. Его подход включает в себя своего рода пантеизм, в традициях Баруха Спинозы и Кордоверо. Тиллих постулирует единство всех существ: "Только в единстве всех существ во времени и в вечности может быть по-человечески возможный ответ на загадку неравенства". Поскольку мои страдания, согласно Тиллиху, в конечном счете, также и ваши страдания, боль распределяется равномерно".

Жаль, что сам Бирнбаум не углубился в этот важнейший аспект теодицеи. При всей своей спекулятивности ход этот вовсе не обязательно является "пантеистическим". Напротив, он глубоко экзистенциален и в конечном счете опирается на известную мишну: "Адам был создан единственным ради того, чтобы знал ты, что тот, кто губит хотя бы одну душу — словно бы погубил целый мир, а тот, кто спасает хотя бы одну душу — словно спас целый мир... Каждый должен говорить: "Ради меня создан мир" (Сангедрин 37.а).

Когда мы болеем, каждую нашу клетку лихорадит наравне со всем телом. В этом же смысле все организмы включены в единую жизнь космоса. Однако не только это пантеистическое единство имеется здесь в виду. Помимо органического, имеется также и человеческое единство, центрирующееся не коллективом, а индивидом. Каждый сын Адама является целым миром, является центром мира, а потому и через игольное ушко каждой отдельной судьбы в свой час будут продеты все прочие судьбы.