Zahav.МненияZahav.ru

Вторник
Тель-Авив
+30+21
Иерусалим
+32+24

Мнения

А
А

Дина Рубина: "Мы так или иначе внутренним взором представляем какие-то цвета…"

Мы живем ни в прошлом, ни в будущем, но каждую минуту живем в настоящем. И когда чувствуем что живем, а не думаем, что жить будем завтра, послезавтра, или летом, когда поедем в отпуск, вот тогда и возникает чувство жизни. Если ждать подходящего момента, е

07.03.2012
Zahav.ru Частный корреспондент

Читайте также

Известная писательница об "Окнах" (своей новой книге, вышедшей в "ЭКСМО"), роли живописи в искусстве прозы, Бродском и Гоголе, а так же о муже-художнике и публичных выступлениях.

Мы живем ни в прошлом, ни в будущем, но каждую минуту живем в настоящем. И когда чувствуем что живем, а не думаем, что жить будем завтра, послезавтра, или летом, когда поедем в отпуск, вот тогда и возникает чувство жизни. Если ждать подходящего момента, его не будет никогда.

Дина Рубина – один из самых популярных и любимых читателями автор современной прозы. На страницах ее книг каждый находит отклик своим самым сокровенным мыслям.

В начале марта Рубина приехала в Россию, чтобы презентовать свою новую книгу "Окна", в которую вошли новеллы, объединенные по совершенно особенному принципу.

В них автор распахивает перед нами окна в жизни интересных и необычных людей, расширяет рамки художественной прозы и заставляет задуматься над тем, а что же значат окна в жизни каждого из нас?

Над созданием книги Дина Рубина трудилась вместе со своим супругом, художником Борисом Карафеловым. Результат их труда – прекрасное подарочное издание, в котором многогранная проза Дины Рубиной удивительно гармонично сочетается с иллюстрациями Бориса Карафелова.

— Как родилась идея творческого союза писателя и художника?

— После романа "Синдром Петрушки" мне захотелось вернуться к жанру малой прозы. В современном мире на всех нас постоянно давит чудовищный новостной пресс, и так иногда хочется приоткрыть створку окна и вдохнуть свежий воздух.

Я поняла, что моему читателю и мне лично совершенно необходим этот вздох. Мне хотелось расправить лицо, душу, писать неторопливо, так чтобы и читатель читал ее неторопливо и тоже расправил хотя бы какой-то кусочек своей души, задумался, заглянул в себя.

Когда я стала рассматривать свои наброски, подобные им есть у каждого писателя, с удивлением заметила, что скопилось много сюжетов, в которых знаковую роль играют окна.

И я задумалась над тем, что такое окна в нашей жизни. В самом широком плане, в самом большом человеческом, литературном смысле. Окно играет важную роль не только в общепринятом смысле, но и в иносказательном, более широком.

В каждой из девяти новелл, вошедших в новую книгу, вы найдете образ окна, имеющий ключевое значение для героев.

— Какая новелла, из вошедших в книгу "Окна" для вас наиболее дорога?

— Новелла о моей бабке. Погружение в эту новеллу, проживание в процессе работы воспоминаний, связанных с образом очень дорогой мне старухи, составило важную часть жизни.

С бабкой связан важный и большой кусок моего детства. И для меня очень много значит то окно в маленьком домике, где она жила - окно в мое детство. В книге, конечно, есть и другие новеллы, достаточно для меня дорогие. И мне все же сложно выделить какие-то из них.

Я не рассматриваю новеллы каждую в отдельности. А рассматриваю образ книги целиком. И в этом аспекте для меня очень важны не только тексты, но и картины, которые вошли в книгу.

— Ваша проза сама по себе очень живописна, что в нее привносят картины?

— Читая ту или иную вещь, например, мой роман "Белая голубка Кордовы" о художнике, подделывавшем великие полотна, мы так или иначе внутренним взором представляем какие-то цвета.

Я всегда стараюсь передать в прозе весь чувственный мир, который касается читателя, когда он открывает книгу. Когда мы читаем Чехова, Бунина, мы чувствуем это.

Или взять, например эссе Бродского "Набережная Неисцелимых". Читая его, мы чувствуем и запах волн, и запах венецианского тумана, ощущаем на лице зимнюю морось и так далее.

Так вот, я всегда прикладывала большие усилия, для того, чтобы проза стала объемной и цветной. А тут пошла на прямую аналогию. Включила в страницы книги настоящую живопись.

Мне казалось очень важным, чтобы читатель раскрыл разворот книги и еще немного притормозил, побыв на ее страницах, насыщаясь ее воздухом. Я поняла, что книге недостает дополнительного измерения.

В меру своих скромных возможностей, я уже пыталась как-то совместить виды искусства. Много пишу о музыке, причем как человек, который был связан с ней семнадцать лет своей жизни. Пишу о живописи.

А тут мне захотелось буквального расширения пространства. Если это окна, - подумала я, - то я распахну их в другое искусство. И пусть читатель задержится еще чуток и еще посмотрит на эти живописные окна.

— Чье слово было решающим при отборе картин для книги?

— Картины мы отбирали вместе с Борисом. Иногда, основываясь на какое-то чувство, я что-то отметала. Но так как доминанту, я бы сказала интонацию книги, все же задает текст, то есть сами новеллы, мое слово было решающим.

Мы подобрали пятьдесят четыре картины, в каждой из которых ту или иную роль играют окна. Отравили в издательство и стали ждать, какие из них будут отобраны для книги.

В результате выяснилось, что представители издательства решили включить в книгу все эти работы. И это говорит о том, что мы очень точно их подобрали.

— Узнают ли себя ваши близкие, друзья и знакомые в персонажах на страницах книг? И если узнают, то как к этому относятся?

— Это очень сложный вопрос, я бы даже сказала – юридический. Писатель не живет в безвоздушном пространстве, он постоянно контактирует с интересными людьми, что-то замечает в них особенно, берет на заметку какие-то черты характера, истории.

И не существует такого писателя, который бы не использовал в своих текстах этих историй, деталей и образов. Случается, что читатели дарят мне такие истории.

Но автор книг не использует этот материал в первозданном виде, он переводит все в ограненные плоскости литературного текста. Но прототипы были всегда и везде. Но прототип всегда бледнее, чем литературный персонаж.

Литературный персонаж более цельный, более острый и емкий образ. И вот, когда прототип читает книгу, у него возникает странное чувство. Отсюда могут появиться и обиды и какие-то недопонимания. И я всегда очень осторожно к этому отношусь.

С гордостью скажу, что мне приходилось даже бывать под судом, но я была оправдана.

— Какие занятия, помимо писательской деятельности, наиболее важны и интересны для вас в данный период жизни?

— Я в том возрасте, когда мне интересно то, чем занимаюсь. Кроме всего прочего, в работе над новой книгой, я всегда касаюсь каких-то интересных тем и неожиданных областей жизни. И в процессе работы погружаюсь в них с головой.

Например, сейчас я работаю над романом "Русская канарейка". В связи с этим узнаю совершенно удивительные детали. Оказывается, существует конкурс "Русская канарейка", его организовывает Зоологический музей. Обязательно на него схожу.

— Как вы считаете, какие произведения должны быть включены в школьную программу?

— По этому вопросу необходимо выработать единую национальную программу. Литературу в школе должны преподавать по-настоящему, очень серьезно. И переходить от классики к более новому времени, и в наши дни.

В конце концов, существуют люди, которые понимают толк в литературе. Они и могут выбрать те книги, которые стоит включить в школьную программу. Помимо общеизвестной классики, в школьную программу должны обязательно входить хорошие детские книги.

— Как-то давно вы отметили влияние на вас "Александрийского квартета" Даррелла. Какие книги произвели на вас сильное впечатление в последнее время?

— Есть очень талантливые современные писатели, но есть еще и такая очень тонкая штука – авторская интонация. Это очень хрупкая материя.

Например, текст Бродского или Гоголя, или Пушкина помогает мне настроиться на рабочий день.

Но текст современного мне автора, со всеми современными реалиями, меня очень сбивает. Не потому что он пишет хуже, чем я, - я подчеркиваю это, - а именно чужой авторской интонацией.

Тем не менее, могу посоветовать книгу польского автора Марека Хласко "Красивые двадцатилетние". Это замечательное произведение, от чтения которого я получила огромное удовольствие.

— Как часто вы выступаете перед публикой с чтением отрывков из своих книг?

— Сейчас стараюсь выступать как можно реже. Было время, когда я этим зарабатывала на жизнь. Прочесывала всю Америку, Израиль, ездила на пяти автобусах, на другой край страны.

Я тогда еще не водила машину и это были тяжелые путешествия. Сейчас стараюсь реже появляться на публике. Очень люблю свой письменный стол и стены своего дома.

— В последнее время все чаще стали появляться призывы жить "здесь и сейчас". Что в вашем понимании означают эти слова?

— Мы всегда и все, к сожалению, не живем ни в прошлом, ни в будущем, мы каждую минуту живем в настоящем. И вот когда мы чувствуем что живем, а не думаем, что жить будем завтра, послезавтра, через год, или летом, когда поедем в отпуск, в путешествие, вот тогда и возникает чувство жизни.

А если ждать подходящего момента, то оно не возникнет никогда. Всегда будет казаться, что жизнь начнется летом. А летом выяснится, что вы заболели ангиной и поездка вам даром не нужна, а хочется домой.

Это и есть чувство достоинства и ощущения себя внутри какого-то процесса, внутри какой-то настоящей, бурной или небурной, а, наоборот, спокойной жизни.

Вопросы задавала Маша Базарова

Комментарии, содержащие оскорбления и человеконенавистнические высказывания, будут удаляться.

Пожалуйста, обсуждайте статьи, а не их авторов.

Статьи можно также обсудить в Фейсбуке