Националистическая точка зрения, которая идентифицирует общество с обществом национального государства, делает нас слепыми по отношению к миру, в котором мы живем. Чтобы получить адекватное представление о взаимосвязанности народов и отдельных людей, обитающих на нашей планете, нужно перейти на космополитическую точку зрения.

Системообразующим термином, помогающим сориентироваться в сегодняшнем густонаселенном мире, могло бы послужить понятие «космополитизации», которое означает эрозию жестких границ, разделяющих рынки, государства, цивилизации, культуры и - не в последнюю очередь - жизненные миры отдельных людей. Конечно, мир не лишился разделительных барьеров, но его границы становятся размытыми и нечеткими, проницаемыми для потоков информации и капитала. Однако к людским потокам это относится не в полной мере: мы говорим «Добро пожаловать» туристам и «Проход закрыт» - мигрантам. На национальном и локальном уровнях развертывается процесс «внутренней глобализации», затрагивающий практически все институты. В результате изменяются условия конструирования социальной идентичности, которая больше не основывается на негативном противопоставлении «нас» и «их». Для меня особенно важно, что эта космополитизация происходит не где-то в абстрактной сфере или «во всемирном плане», над человеческими головами, но - в повседневной жизни индивидов. Это - «бытовая космополитизация». То же верно и по отношению к масштабным политическим действиям, которые стали глобальными на всех уровнях - даже тех, которые касаются, казалось бы, исключительно внутренних дел, - потому что при решении любого значимого вопроса нельзя не принимать во внимание глобального измерения взаимной зависимости, потоков, сетей, угроз и так далее. Это - «глобальная внутренняя политика». Мы должны научиться задавать, в том числе и себе самим, новые вопросы. Например, такие: как изменятся наши представления о власти и порядке, если взглянуть на них с космополитической точки зрения? В качестве ответа на этот вопрос предлагаю следующие семь тезисов. Тезис первыйГлобализация - это анонимный порядок

Во взаимоотношениях между глобальной экономикой и государством развертывается «игра метавласти» - борьба за власть, в ходе которой правила функционирования власти на национальном и транснациональном уровнях постоянно переписываются. Это особенно ярко проявляется в экономике, где концентрируется метавласть, вырывающаяся из-под контроля властных отношений, организованных в категориях территорий и национальных государств, чтобы создать новые властные стратегии в виртуальном пространстве. Выражение «игра метавласти» применимо к ситуации борьбы за власть, в ходе которой изменяются правила игры на поле мировой политики, с ее традиционной ориентацией на национальное государство.

Если мы попытаемся выявить исток стратегии метавласти капитала, поиск приведет нас к удивительным выводам. Базовая идея этого процесса нашла очень точное выражение в заголовке одной восточноевропейской газеты, вышедшей во время визита федерального канцлера Германии: «Мы прощаем крестоносцев и ждем инвесторов». Такой подход выворачивает наизнанку все постулаты классических теорий власти и государства; происходит их глубинная трансформация в направлении переориентации на максимизацию власти транснациональных предприятий: средством убеждения становится не угроза вторжения, а «угроза невторжения» инвесторов или угроза их ухода с местных рынков. Создается конфигурация, при которой может быть только одна угроза, более страшная, чем угроза поглощения «транснационалами», - это угроза непоглощения ими. Эта форма государственного контроля больше не ассоциируется с прямым диктатом и подчинением («выполнением команд»); вместо этого применяется принципиально иная мера воздействия - демонстрация возможности инвестировать на более выгодных условиях в другие страны, что создает для данной страны специфическую «угрозу незанятости» - то есть угрозу снижения уровня инвестиций в эту страну. Новая власть концернов больше не базируется на использовании насилия как «последнего аргумента» в борьбе за подчинение других своей воле. Нынешняя власть - власть транснационалов - гораздо более гибка, поскольку она имеет возможность действовать независимо от местоположения, а стало быть - глобально. Теперь уже не империализм, а отказ от империализма (не вторжение, а вывод инвестиций) конституирует ядро глобальной экономической мощи. Ядро глобальной экономической власти составляет не империализм, но отказ от империализма («не-империализм»), не вторжение, но вывод инвестиций. Эта экстерриториальная экономическая власть не требует ни политического обеспечения, ни юридической легитимизации. В процессе своего самосозидания она не считается даже с институтами развитой демократии, включая парламенты и суды. Эта метавласть ни легальна, ни легитимна; она «транс-легальна». И она меняет правила, действующие в национальной и международной системе власти. Наблюдается совершенно поразительная аналогия между логикой экономической власти и военной логистикой. Объем инвестируемого капитала соответствует огневой мощи боевого оружия - с тем, однако, серьезным отличием, что в случае экономики власть достигает цели угрозой не использовать свою мощь. Развитие производства эквивалентно усовершенствованию систем вооружений. Учреждение большими корпорациями дочерних предприятий во многих странах заменяет военные базы и дипломатический корпус. Старое стратегическое правило, гласившее: «Нападение - лучшая защита», теперь звучит иначе: «Государства должны инвестировать в исследования и развитие, чтобы максимизировать глобальную наступательную мощь капитала». С ростом бюджетных отчислений на научные исследования и образование растет политический вес страны на мировой арене. Угроза не-инвестирования вполне реальна и действенна уже сегодня. Глобализация - это не чей-то выбор; это анонимная сила. Ее никто не «инициировал», никто не может ее остановить, и никто не несет за нее ответственности. За словом «глобализация» просматривается смысл: «организованное отсутствие ответственности». Вы тщетно ищете, к кому обратиться, на кого подать жалобу, против кого провести демонстрацию. Ибо этот феномен неуловим: нет института, куда можно было бы записаться на прием; нет телефона, по которому можно было бы позвонить; нет адреса электронной почты, по которому можно было бы написать. Каждый видит в себе жертву, и никто - виновника «преступления». Даже главы корпораций (эти макиавеллиевские «современные государи»), которые хотят, чтобы их всячески обхаживали, приносят свою волю, мышление и поведение на алтарь стоимости акций, если не хотят, чтобы их самих уволили. Тезис второйНовый подход к политике

Парадоксальность и своеобразная ирония метавласти заключается в следующем: возможности игроков действовать (играть против других игроков) конституируются внутри самой игры метавласти. Они существенным образом зависят от того, как сами игроки определяют и переопределяют политическое, и эти определения являются необходимым предварительным условием успеха. Только решительная критика ортодоксии национального государства (как и введение новых категорий, ориентированных на космополитическую перспективу) может открыть новые возможности для обретения власти. Всякий, кто держится за старый, национальный догматизм (поклоняется, например, фетишу суверенности и проистекающей из нее односторонней политики), будет сметен, опрокинут, и ему некому будет даже на это пожаловаться. Это цена, которую придется заплатить некоторым странам за свою приверженность силовым правилам старого, национального государства, за неспособность перейти на космополитическую точку зрения. Иными словами, национализм - жесткая привязанность к позиции, предполагающей, что мировые политические игры метавласти являются и должны оставаться национальными, - оказался крайне дорогим удовольствием. Факт, усвоенный недавно Соединенными Штатами, мировой державой, в Ираке. Неумение проводить различия между национальной и глобальной политикой искажает перспективу и в то же время блокирует способность узнавать и понимать черты новых отношений и ресурсов власти. Такое восприятие мира не позволяет использовать уникальный шанс трансформировать отношения выигравший/проигравший и проигравший/проигравший в правила, предполагающие только беспроигрышное отношение выигравший/выигравший, благоприятное для всех одновременно - для государства, глобального гражданского общества и капитала. Мы имеем здесь дело с инверсией базовой идеи Маркса: не бытие определяет сознание, а сознание максимизирует новые возможности для самых разных игроков (космополитическая перспектива), задействованных в отношениях глобальной политической власти. Существует царская дорога трансформации своего положения в сфере властных отношений. Но для того чтобы ступить на нее, сначала придется изменить свое мировоззрение. Победит тот, кто осознает и реализует потребность в скептическом, реалистическом - и в то же время космополитическом - взгляде на мир!

Тезис третийТолько капиталу позволено играть не по правилам

Есть некая ирония истории в том, что мировоззрение, дискредитированное крушением коммунизма в Европе, принято сегодня победителями в холодной войне. Неолибералы возвели в квадрат слабость мысли Маркса - а именно: его упрямую недооценку националистических и религиозных движений и его одномерную, линеарную модель истории - и сделали ее своим кредо. С другой стороны, они закрыли глаза на марксистское открытие того, как капитализм высвобождает анархические и саморазрушительные силы. Остается тайной, почему неолибералы верят в то, что в XXI веке дела пойдут иначе. В любом случае, надвигающиеся на нас экологические катастрофы и революции говорят на очень разных языках. Неолиберальная идеология представляет собой попытку сделать далекоидущие обобщения на основе краткосрочных исторических побед мобильного капитала. В перспективе капитал позиционирует себя в качестве абсолютной и автономной - и тем самым развертывающей стратегическую силу и пространство возможностей классической экономики как сферы субполитического - жажды власти в vbhjds[ масштабах. Впоследствии то, что хорошо для капитала, становится лучшим выбором для каждого. Доведя эту мысль до логического завершения, можно заключить (дав волю сарказму): капитализм обещает, что максимизация власти капитала - это, в конечном итоге, самый предпочтительный путь к социализму. Как бы то ни было, идеология неолиберализма настаивает на следующем: при новых отношениях метавласти капитал располагает одной фигурой и двумя ходами. А у остальных игроков, как и раньше, всего одна фигура и один ход. Стало быть, сила нового либерализма основывается на радикальном неравенстве: далеко не каждому позволено пренебрегать правилами. Нарушение или изменение правил остается революционной прерогативой капитала. Однако эта исключительность существенно зависит от государства, не ходящего в масть, от политиков, ограждающих себя от внешних воздействий панцирем из правил национального государства. Кто в таком случае может сыграть роль контрсилы, противостоящей глобализированному капиталу? Тезис четвертыйМы, потребители, составляем эту контрсилу

В общественном сознании Запада роль контрсилы, альтернативной капиталу и расшатывающей правила, достается не государству, но глобальному гражданскому обществу и множеству его сторонников. Грубо говоря, контрсила глобального гражданского общества зиждется на фигуре политического потребителя. Как и сила капитала, эта контрсила есть следствие возможности в любой момент сказать «нет», то есть отказаться сделать покупку. Действенность этого «оружия непокупки» не может быть ограничена ни в пространственном, ни во временном плане, ни в категориях субъект-объектных отношений. Она соотносится лишь с наличием у потребителя денег и с изобилием доступных предметов потребления и услуг, между которыми он может выбирать. Фатальным для интересов капитала является тот факт, что не существует стратегии противодействия растущей контрсиле потребителя. Даже всемогущие глобальные концерны не имеют власти уволить потребителя. Ибо, в отличие от рабочего, потребитель не принадлежит фирме. Даже вымогательская угроза перенести производство в зарубежные страны, где потребители еще угодливы и покорны, в конечном итоге оказывается неэффективным инструментом. Ни с кем формально не связанный, но эффективно мобилизованный и включенный в глобальные сети, потребитель может быть организован транснационально и превращен в смертельное оружие. Тезис пятыйЖертвуем автономией, приобретаем суверенность

Нет такого пути вперед, который мог бы обойти задачу переопределения государственной политики. Безусловно, представители и сторонники глобального гражданского общества незаменимы в глобальных отношениях метавласти, особенно когда дело доходит до воплощения космополитических ценностей. Однако все попытки выводить абстрактное пространство новых возможностей из политики, основанной на старых, национально-государственных ценностях, спроецированных на космополитическую расстановку сил, приводят к иллюзиям и самообману. Главная из таких иллюзий - надежда на то, что все противоречия, кризисы и побочные следствия разворачивающейся сейчас второй «великой трансформации» могут быть «цивилизованы» при помощи национального гражданского общества, задействованного в глобальном масштабе. Такая фигура мысли принадлежит к атавистической портретной галерее неполитического. Для того чтобы вырваться из тисков национализма в плане политической теории и практики, важно осознать различие между суверенностью и автономией. Национализм зиждется на отождествлении суверенности и автономии. С этой точки зрения, экономическая зависимость, культурные различия и кооперация между государствами в военной, юридической и технологической областях автоматически приводят к утрате автономии и тем самым - суверенности. Если подойти к делу иначе и измерять уровень суверенности исходя из того, насколько эффективно способно государство разрешать собственные проблемы, то наблюдающееся сегодня усиление взаимозависимости и кооперации - то есть утрата автономности - на самом деле приводит к укреплению суверенности.

Для космополитизма такой подход к делу и такое понимание сути происходящего носят принципиальный характер: потеря формальной автономии и укрепление реальной суверенности могут идти рука об руку, в режиме взаимоусиления. Глобализация означает и то, и другое одновременно: с одной стороны, наблюдается укрепление суверенности вследствие того, например, обстоятельства, что при помощи кооперации, сетей и зависимости друг от друга игроки, соблюдающие правила космополитической игры, приобретают возможность действовать, преодолевая дистанцию и получая тем самым доступ к новым опциям; с другой стороны, такое развитие событий приводит, в качестве побочного продукта, к утрате целыми странами своей автономии. Реальная суверенность коллективных и индивидуальных игроков возрастает в той мере, в какой ослабляется их формальная автономия. Другими словами, сегодня вслед за политической глобализацией идет трансформация в направлении от автономии на основе национальной исключительности - к суверенности на основе транснациональной инклюзивности.

Тезис шестойПринцип национального безразличия к государству

Адекватным политическим ответом на вызов глобализации явилось «космополитическое государство», которое стало открытым по отношению к миру. Это государство не возникает путем распада национального государства и не «приходит ему на смену»; скорее, оно создается посредством глубинной трансформации, через «внутреннюю глобализацию». Юридический, политический и экономический потенциал, существовавший на национальном и местном уровнях, меняет свою конфигурацию и открывается навстречу миру. Это гермафродитное существо - государство, являющееся одновременно космополитическим и национальным, - не противопоставляет себя другим нациям. Вместо этого оно разрабатывает сети на основе взаимного признания другости и равенства в различиях, чтобы решать с их помощью транснациональные проблемы. При этом суверенность расширяет сферу своего воздействия, чтобы решать национальные проблемы. Концепция космополитического государства базируется на принципе национального безразличия к государству. Такой подход открывает новые возможности для мирного сосуществования различных национальных идентичностей на основе соблюдения принципа конституционной толерантности внутри государства и космополитических прав за его пределами. После Вестфальского договора 1648 года бушевавшая в шестнадцатом столетии гражданская война - подпитывавшаяся религиозными противоречиями - была прекращена путем отделения государства от религии. Точно так же (и в этом суть моего тезиса) национальные мировые (гражданские) войны двадцатого столетия могут быть прекращены путем отделения государства от нации. Как нерелигиозное государство впервые сделало возможным одновременное существование в его пределах различных религиозных практик, так сеть космополитических государств должна гарантировать мирное сосуществование национальных и этнических идентичностей на основе принципа конституционной толерантности. Как в начале периода модернизации в Европе необходимо было подавить христианскую теологию, так политическое поле деятельности должно быть расчищено сегодня путем обуздания националистической теологии. Как эта возможность не только абсолютно исключалась в середине шестнадцатого века с теологической точки зрения, но даже приравнивалась к концу света, так и для сегодняшних «теологов национализма» перемены остаются абсолютно немыслимыми, ибо предполагают радикальный разрыв с концепцией политического, упрямо придерживающейся конститутивной схемы друг/враг. Историческим примером нового подхода может служить Европейский Союз. Политическое искусство создания взаимозависимостей привело к успешному превращению врагов в соседей. Скованные одной цепью, состоящей из «золотых наручников» национальных выгод и преимуществ, страны-члены Союза должны постоянно заново воссоздавать взаимное признание и равенство путем полемики. Если мы охарактеризуем Европейский Союз как космополитическую конфедерацию государств, сотрудничающих ради упорядочения экономической глобализации, признавая при этом другость Другого (что относится не только к странам-членам Союза, но и к соседям Европы в мировом масштабе), то получим довольно реалистичное - хотя и с оттенком утопизма - описание этого феномена. Теорию и концепцию космополитического государства следует отличать от трех позиций: от иллюзии автономного национального государства; от неолиберального понятия минимального, дерегулированного экономического государства; и, наконец, от ирреальных соблазнов единого мирового правительства, сосредоточившего в своих руках всю власть и ставшего тем самым неуязвимым. Седьмой тезисПревратим стены в мосты!

Напрашивается - и нередко звучит - возражение следующего рода. Мы постоянно слышим о культурном релятивизме, мультикультурализме, толерантности, интернационализме и - до тошноты - о глобализации и глобальности. Не является ли концепция космополитизма попыткой влить старое вино в новые мехи? Да и сами мехи не такие уж новые: ведь термин «космополитизм» использовали древнегреческие стоики, не говоря уже об Иммануиле Канте, Ханне Арендт и Карле Ясперсе. Я ответил бы на это возражение следующим образом: моя теория о «космополитической перспективе» описывает другую реальность, да и сконструирована она иначе. Все вышеупомянутые идеи базируются на предпосылке различия, отторжения, чуждости Другого. Мультикультурализм, например, предполагает, что различные этнические группы живут - и будут жить - бок о бок в одном государстве. Хотя толерантность означает принятие другости, даже когда ее проявления нам не по нутру, она воспринимает различие как неизбежное бремя. Что же касается космополитической толерантности, то ее смысл гораздо шире. Она предполагает не оборонительную или пассивную, но в высшей мере активную позицию - позицию открытости по отношению к миру Другого. При таком подходе различия воспринимаются как обогащение, а взаимоотношения с Другим строятся на основе отношения к нему как к фундаментально равному. На теоретическом языке это может быть выражено так: логика или/или заменяется логикой оба/и. Поэтому космополитизм никоим образом не означает единообразия или гомогенизации. Индивиды, группы, сообщества, политические организации, культуры и цивилизации хотят - и должны - сохранить свои различия и, может быть, даже уникальность. Но, говоря метафорически, стены между ними должны смениться мостами. Очень важно осознать, что такие мосты должны созидаться в сознании и воображении людей («космополитическое видение»), но также и внутри наций и регионов, в менталитетах и формах мышления («внутренняя глобализация»), в нормативных системах (права человека), институтах (таких, как Евросоюз, например), равно как и в «глобальной внутренней политике», которая ищет ответы на свои вопросы в решении транснациональных проблем (например, в энергетической политике, поддержании высоких темпов развития, борьбе с глобальным потеплением и войне против терроризма). Перевод Иосифа Фридмана (liberty.ru)

Источник: http://www.signandsight.com/features/1603.html