Конфликт израильтян и палестинцев кажется древним как мир. В октябре прошлого года обстановка в Восточном Иерусалиме, на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа вновь обострилась. Снова гибнут люди, их гибель рождает ненависть с той и с другой стороны, в конце этого туннеля не видно света. Но специальный корреспондент "РР" Анна Рудницкая встретила по обе стороны этой границы людей, которые считают, что у евреев и арабов нет другого выхода, кроме как жить вместе на одной земле - и надо начинать учиться это делать. 

Хутор бедуинской семьи Абдалла - девять домов, в которых живут члены большой семьи, - расположен на отшибе, в стороне от других палестинских деревень и по соседству с еврейскими поселениями Нокдим и Кфар-Эльдад. Через дорогу от домов пасутся овцы, по двору бегают куры и дети. Последние, завидев нас, зашептались: 

- Евреи идут… 

В гости к одному из братьев Абдалла, Амиру (имя изменено по его просьбе. - "РР"), я пришла с Аней и Меиром Антопольскими, жителями поселения Нокдим. Бывшие москвичи, они живут в Израиле почти двадцать лет. Меир работает врачом в приемном покое иерусалимской больницы "Адасса"; Аня, выпускница РГГУ, возглавляет созданную ею организацию "Место встречи", которая возит туристов на экскурсии по Иудее и Самарии (в международной терминологии эти территории называются "Западным берегом реки Иордан"). 

Еще со мной полуторагодовалый сын, которого не с кем оставить. 

- Давид, - представляю я его Амиру. 

- Дауд, - переводит он для детей, сбежавшихся посмотреть на гостей, и показывает на одного из мальчиков: "Он тоже Дауд". После этого одна из старших девочек берет моего "Дауда" на руки и уносит, счастливого и совершенно не сопротивляющегося, смотреть на кур. 

В доме жена Амира заваривает нам чай с шалфеем. На полу одной из комнат сушатся сугробы заатра. Когда травка высохнет, Амир отвезет ее на мельницу в Вифлееме и приготовит популярную на всем Ближнем Востоке приправу, смешав с кунжутом и другими специями. 

Амир работает садовником в Кфар-Эльдаде - озеленяет поселок и помогает жителям возделывать их сады и огороды. На его собственном огороде растут кабачки, семена которых привезла ему от родителей с Украины детский врач из Кфар-Эльдада. 

В закатном небе над пустыней одна картина Рериха сменяет другую. Мы пьем чай, дети вьются вокруг и то и дело забираются Амиру на колени. 

Это идиллия на фоне трагедии. На перекрестке Гуш-Эцион в десяти километрах отсюда за последние полгода, с начала так называемой "интифады ножей", произошли восемь терактов в отношении израильтян (два со смертельным исходом). В соседнем поселении Ткоа в конце января 15-летний арабский подросток с ножом напал на беременную женщину; за день до этого в другом поселении была заколота ножом на пороге собственного дома мать шестерых детей. Оба террориста пришли из соседних с поселениями палестинских деревень. 

Одна реальность - реальность терактов, убийств и ненависти - делает новости, но означает ли это, что другая реальность, в которой поселенцы Антопольские пьют чай с соседом-палестинцем, менее реальна? 

*** 

Антопольские познакомились с Амиром много лет назад, когда Аня была секретаршей в сельсовете, а Амир работал в Нокдиме завхозом. Потом Амир перешел работать в соседний Кфар-Эльдад, а Аня уволилась из сельсовета и создала свою организацию, но они продолжали периодически общаться, а некоторое время назад Антопольские вместе с другими поселенцами даже брали у Амира уроки арабского. 

Антопольские - не вполне типичные израильские поселенцы в том смысле, что они сознательно пытаются устанавливать контакт с соседями-палестинцами, считая, что у евреев и арабов нет другого выхода, кроме как жить вместе на одной земле, и надо начинать учиться это делать. 

 - Мы никуда отсюда не уйдем, но и они никуда отсюда не уйдут: это тоже их земля, - говорит Аня, за что некоторые соседи называют ее "левой" (в среде поселенцев это считается оскорблением). 

С жителем палестинской деревни Батир Халедом Аня познакомилась, когда решила устроить экскурсию к находящимся на территории деревни развалинам древнего еврейского города. Халед, один из уважаемых в деревне людей, с которым у Ани был общий знакомый, согласился помогать. Чтобы история была взаимовыгодной, по окончании экскурсии туристы, которых привозит Аня, заходят в гости к Халеду купить оливкового масла и оливок, приготовленных его женой. 

С начала "интифады ножей", однако, желающих ехать на экскурсию в палестинскую деревню все никак не набирается, поэтому я попросила Антопольских устроить мне поездку индивидуальную. 

От выезда из Иерусалима до Батира пять минут езды и один израильский блокпост, который мы минуем, просто поздоровавшись с солдатами. У поворота на деревню - красный щит, предупреждающий о том, что въезд на территорию Палестинской автономии для граждан Израиля смертельно опасен и потому запрещен. Такие щиты на всех дорогах, ведущих в палестинские города и деревни, повесили в Израиле не от хорошей жизни: было несколько случаев, когда израильтяне попадали на территорию автономии по ошибке - своей или GPS-навигатора - и расплачивались за это жизнью. Самым известным случаем стал суд Линча, учиненный в 2000-м году прямо в отделении палестинской полиции над двумя израильскими солдатами, по ошибке заехавшими в Рамаллу. 

Аню такие щиты никогда не останавливают (а запрет на въезд на территорию Палестинской автономии для евреев она справедливо считает незаконным), но на этот раз рядом со щитом дежурит еще и армейский БТР. Оказывается, утром все на том же перекрестке Гуш Эцион девушка из соседней с Батиром палестинской деревни совершила очередной теракт, ранив солдата. Нам объясняют, что дальше дороги нет. 

- Но я тысячу раз бывала в этом Батире и все время спокойно тут проезжала! - горячо возражает Аня. 

- И нечем гордиться… - мрачно замечает солдат, остановивший нашу машину. 

К нему присоединяется его командир. 

- Зачем вы хотите попасть в Батир? - спрашивает он, с явным подтекстом "что вы там забыли". 

- Хотим попить кофе с другом! - снова горячится Аня. - Друг у нас там живет. Почему нельзя? 

- Потому что вы подвергаете свои жизни опасности. 

- Но если нам не разговаривать друг с другом, опасность никогда никуда не денется, - пытается изложить ему свою точку зрения Аня. 

- Пусть они сначала перестанут нас убивать. Тогда и обсудим… - скорее грустно, чем сурово отвечает командир. 

Звоним Халеду, объясняем ситуацию. "Я сам к вам сейчас приеду", - говорит он. 

Ждем возле машины, потом Аня переходит на ту сторону дороги, где стоят солдаты. "Мне было невыносимо так стоять - на одной стороне мы, на другой солдатики наши... Как будто мы по разные стороны баррикад", - говорила она потом. 

Подъехавшему Халеду тоже не удается убедить солдат пропустить нас "под его ответственность", и тогда Меир предлагает поехать пить кофе на перекресток Гуш Эцион. Это израильская территория, но там есть супермаркет и несколько кафе, в которых работают палестинские арабы. Халед наотрез отказывается: 

- Мне туда нельзя. Подбросят нож и застрелят, поди потом докажи… 

- Кто подбросит нож, Халед? - в один голос ахают Аня с Меиром. 

- Как кто? Полиция. 

В результате мы едем в христианский паломнический центр рядом с Вифлеемом. Халед боится израильской полиции, а Меир не моргнув глазом ведет машину согласно его указаниям - по дорогам, въезд на которые для евреев "смертельно опасен". 

Сведения Халеда про израильскую полицию, которая "подбросит нож и застрелит", явно родом из телевизора. Реальность, которую наблюдают по ТВ жители Палестинской автономии, - это зазеркалье, в котором арабы не совершают теракты против евреев, а падают невинными жертвами израильских солдат и полицейских. 

- Аня, я тебя очень уважаю, но весь мир же видит, как ножи подбрасывают… - возражает Халед, когда в кафе Аня еще раз спрашивает, неужели он верит теленовостям. 

Халед - строитель, много лет работал и в поселениях, и в Иерусалиме. Разрешение на работу в Израиле ему в последний раз не продлили, но это, говорит он, делу не помеха: в Иерусалим он все равно ходит пешком, потайными тропами. Так быстрее, чем ждать в очереди на блокпосте, тем более что в очередях, жалуется он, братья-арабы страшно ругаются, пытаясь обогнать друг друга. 

Когда я интересуюсь у него, могут ли евреи и арабы как-то договориться друг с другом, он отвечает: "Сейчас не принято так говорить, но вообще-то мы хорошо тут жили, пока не было автономии. Никаких заборов и блокпостов, араб мог зайти в еврейскую деревню, а еврей - в арабскую. Зачем нам заборы?" 

Забор - вопрос для Батира наболевший. Несколько лет назад правительство Израиля собралось построить очередной участок забора безопасности, разделяющего Израиль и земли автономии, который должен был пройти через прилегающие к Батиру земли. Для жителей деревни это означало бы не только потерю расположенных здесь огородов, но и невозможность пользоваться теми самыми тропами, которыми Халед добирается в Иерусалим. Отбили Батир… поселенцы. Местная еврейская администрация обратилась в Верховный суд Израиля с просьбой отменить решение о строительстве забора - и выиграла, строительство приостановили. 

Я спрашиваю Халеда, не боится ли он говорить журналисту такую крамолу - что до создания Палестинской автономии арабам здесь жилось лучше, но он только машет рукой: "Это все знают". И объясняет, что трогать нельзя только лично верхушку автономии. Убедился в этом Халед на собственном горьком опыте, когда его сын написал в Фейсбуке, что Абу Мазену (президент Палестины Махмуд Аббас. - "РР") пора уступить дорогу в политике молодым и что он "воняет, как банка гнилого тунца". Сына арестовали, он провел в тюрьме несколько месяцев и его свобода обошлась Халеду в десять тысяч шекелей, выплаченных нескольким причастным к решению судьбы сына чиновникам в иорданских динарах. 

Антопольских история не удивила. "Они живут при Брежневе. Уже не Сталин, за анекдоты не расстреливают, но посадить могут, и все стучат друг на друга", - объяснил Меир. 

*** 

Если политические взгляды Антопольских - скорее исключение из правил, то сама по себе установка на добрососедские отношения с арабами - это поселенческий мейнстрим, по крайней мере здесь, в Гуш-Эционе. "Сосуществование", о котором так любят говорить политики, если где-то и происходит, то как раз на "территориях", где арабы и евреи ездят по одним и тем же дорогам и зависят друг от друга экономически. 

- Заработки приносят мир. А мир приносит заработки, - философски заметил по этому поводу Амир Абдалла. 

История его семьи тоже не вполне обычна. Отец братьев Абдалла много лет назад решил, что его семья не будет занимать ничью сторону в арабо-израильском конфликте. 

- Мы бедуины, люди пустыни, - говорит Амир. - Она учит добру. Терпение, любовь и милосердие пришли из пустыни. 

За пацифизм дом семьи Абдалла однажды приходили жечь соседи-арабы. Спас хутор и его обитателей прибежавший с пистолетом житель Кфар-Эльдада. 

В Кфар-Эльдаде работают все братья Амира. Они и поселенцы не просто общаются друг с другом, но ходят друг к другу в гости, на дни рождения и похороны. 

Последним хоронили отца Дана Шапиры, профессора востоковедения Бар-Иланского университета - бывшего москвича, некогда на излете советской власти угодившего в психушку за антисоветчину. Профессор встречает меня в огороде перед домом: собирает мелиссу, мяту и шалфей, чтобы заварить чай. На стене в кухне висит программа шестой ежегодной конвенции Ассоциации изучения персианизированных обществ, на крыльце сложена стопка книг на русском, арабском, английском и еще нескольких языках, определить которые мне не удалось. 

- Собираюсь убить в себе русского интеллигента - выбросить книги, - заметив мой взгляд, замечает Дан. 

Отношение супругов Шапира (жена Дана Даша дописывает в Иерусалимском университете докторат по еврейским рукописям) к соседям-арабам сложное. С одной стороны, они хохмят про то, что русские - это северные арабы: 

- Они точно так же водят машину - обгоняя на подъеме, чтобы продемонстрировать крутизну. Точно так же надеются на авось: цемент закончился и надо бы привезти, но ехать лень, может, и так обойдется… Однажды была история просто анекдотическая: брат Амира Ахмед, который строил нам дом, переносил какой-то шкаф и ударил его о камень, шкаф сломался. Докладывая о происшествии, Ахмед употребил фразу, от которой так повеяло родным: "У нас сломалось…" - рассказывает Даша. 

При этом, пока Ахмед работал у них на стройке, ему не только оставляли ключ от дома, но и доверяли приглядеть за трехлетним сыном. Кажется, что супруги Шапира, несмотря на годы занятий востоковедением - а может быть, именно из-за этого - сами не до конца понимают, как им следует относиться к братьям Абдалла и соседям-палестинцам вообще. 

- Дану жалко Ахмеда, потому что ему семью кормить надо. Он готов придумывать ему работу, даже когда ее нет! - говорит Даша. 

- Я в душе левый еврейский либерал, - подтверждает Дан. - Просто я не идиот, поэтому голосую за правых. 

Такие смешанные чувства вообще характерны для жителей Кфар-Эльдада, где много русских и еще больше профессоров. 

- Моя жена, вся такая из РГГУ, когда только приехала сюда, пыталась на блокпостах становиться в арабскую очередь, потому что "это несправедливо, что их проверяют дольше". Пока однажды ее не закидали в этой очереди камнями, а я не объяснил ей, что ее присутствие в арабской очереди только осложняет дело. Но по-человечески я ее понимаю, - признается бывший председатель кфар-эльдадского сельсовета Велвл Чернин, этнограф, переводчик и поэт-идишист. 

- Конечно, мне их жалко, - говорит педиатр Аня Левина, привозившая Амиру семена кабачков. 

Слегка поморщившись, когда я употребила слово "дружба" для описания ее отношений с Амиром Абдалла, она тем не менее утверждает, что он может позвонить ей в любое время, если понадобится помощь врача. "Я не готова сказать, что побегу среди ночи к любому жителю Кфар-Эльдада, но к Амиру - да. И он это знает", - добавляет Аня. 

*** 

Антопольские - не вполне типичные поселенцы, семья Абдалла - не вполне типичные палестинцы, и Кфар-Эльдад с его профессорским населением - не вполне типичная деревня, но происходящее здесь - не исключение из правил. В Ткоа, где недавно арабский подросток ранил ножом беременную женщину, несколько лет назад собрали пятьдесят тысяч долларов для помогавшего многим евреям, в том числе и бесплатно, автомеханика из соседней палестинской деревни, у которого заболела раком жена - чтобы мог лечить ее в израильской больнице. В Отниэле, где была убита на пороге дома мать шестерых детей, выразить соболезнования мужу убитой женщины приходили соседи-арабы, включая родственника убийцы. 

Значит ли это, что ничто кроме навязанной политиками идеологии и телевизионной пропаганды не мешает дружить евреям и арабам? И что если выключить телевизор и дать израильтянам и палестинцам возможность посмотреть друг другу в глаза, то окажется, что делить им нечего? 

Нет, считает американский социальный психолог Эндрю Пилецки, работающий сейчас в Герцлийском междисциплинарном центре в Израиле. Недавно он опубликовал в газете The Jerusalem Post статью, в которой утверждает, что, вопреки распространенному мнению, контакт между враждующими сторонами сам по себе не ведет к смягчению конфликта. Да, ненавидеть абстрактного врага, которого ты не видел в глаза, проще, чем живого человека из плоти и крови - соседа, коллегу или даже рабочего, который строит тебе дом. Но это не панацея. В статье Пилецки приводит данные исследований о том, что специально организованные встречи арабов и евреев зачастую только усиливают напряжение. "Нет никаких доказательств, что контакты между сторонами ведут к урегулированию конфликта", - утверждает автор. 

А что ведет? Ответ банальный - политические решения и структурные изменения. Сначала, говорит Пилецки, необходимо обеспечить безопасность всех участников конфликта и предложить политические решения наиболее наболевших вопросов; после этого можно заниматься налаживанием человеческих отношений. 

- У каждого человека есть так называемая индивидуальная и социальная идентичность, - объясняет он. - И последнюю невозможно отменить. Люди, о которых вы рассказываете, могут дружить домами, но евреи остаются евреями, а арабы арабами. Индивидуальная идентичность может превалировать в мирное время, но что случится, если начнется война? Смогут ли они по-прежнему остаться друзьями? 

- Разве то, что происходит сейчас, это не война? 

Пилецки пожимает плечами. 

- Значит, - отвечает он, - там происходят еще какие-то процессы, о которых мы пока не знаем. 

Об этих процессах кое-что рассказывает Велвл Чернин: 

- Мы живем в не вполне нормальных условиях, когда приходится, как на войне, выбирать, за кого ты - "за немцев или за русских". Но внутреннее чувство, то самое, которое заставляло мою жену вставать в арабскую очередь на блокпостах, говорит, что что-то здесь не совсем правильно. У арабов тоже в голове мешанина. С одной стороны, евреи, с их точки зрения, - взбунтовавшееся нацменьшинство, которое из подданных превратилось в правителей. С другой стороны, они видят преимущества израильской жизни. Секуляризация и исламизация происходят почти параллельно: иерусалимские арабы пьют пиво и едят в Рамадан, а в это время в мечетях объясняют, что евреи - потомки свиней и обезьян, от которых надо избавить человечество. Каждый конкретный человек, впитывая все эти противоречивые сведения, приходит к какому-то своему выводу: один берет в руки нож, другой начинает учить иврит. Но процессы идут… 

Живущий в Кфар-Эльдаде министр абсорбции израильского правительства (министерство абсорбции в Израиле отвечает за реализацию государственной политики в области иммиграции. - "РР"), бывший харьковчанин Зеев Элькин согласен скорее с Эндрю Пилецки. "Интифаду ножей" он вообще считает следствием проблем, существующих внутри арабского общества, а не результатом конфликта с Израилем. 

- Везде в арабском мире сейчас одна и та же проблема: темпы рождаемости опережают темпы роста экономики. Поэтому традиционный уклад жизни распадается. Молодым нужна работа, которую семья им обеспечить не в состоянии. Это стало основной причиной и "арабской весны", и нынешнего всплеска террора. Просто в других арабских странах молодежь бунтует против своих правителей, а у нас - против израильтян, потому что лидерам автономии удается переводить на них стрелки, разжигая ненависть к евреям, - считает он. 

Пример мирного сосуществования жителей Кфар-Эльдада с соседями-палестинцами, уверен он, не экстраполируется на всю страну: 

- Палестинцы готовы дружить с евреями, когда евреев явное большинство и они представляют силу. А в таких местах, как Хеврон, например, где кучка евреев живет в окружении тысяч арабов, мы что-то не видим со стороны последних особого дружелюбия. 

Что думают об этом идейные "сосуществователи" Антопольские? 

- Элькин - политик, он привык считать голоса, поэтому оперирует цифрами, - пожимает плечами Меир. - А мы можем позволить себе привилегию иметь дело с людьми. 

- Надо же что-то делать, раз уж мы живем здесь, - добавляет Аня. - Не ждать, пока придут убивать тебя, и не нападать первыми, а жить.