Во второй половине 1917 года, когда Первая мировая война уже неизбежно катилась к своему завершению, лишь накануне приступивший к своим обязанностям новый министр вооружений Британской империи сэр Уинстон Черчилль направил запрос эксперту министерства по взрывчатым веществам Фредерику Натану. В письме Черчилль с удивлением вопрошал, зачем это его министерству понадобились тысячи тонн конских каштанов? Ответ вполне удовлетворил и даже обрадовал министра, говорится в статье Александра Непомнящего на Jewish.ru. 

В это же время среди британских школьников и скаутов царило небывалое оживление – по всей стране на стенах классных комнат и скаутских клубов появилось объявление следующего содержания:

«В вашем округе организуются группы школьников и бойскаутов для сбора конских каштанов. Приемные пункты открываются в большинстве округов. Участвуют все школы, центры “Женской добровольной службы” и “Женских институтов”. Лидеры бойскаутов подскажут вам ближайший пункт приема, где вам будет немедленно выплачено 7 шиллингов 6 пенсов за каждый собранный хандредвейт конских каштанов (с которых удалена зеленая кожура). Этот сбор является бесценным вкладом в нужды войны и крайне срочен. Пожалуйста, примите участие!»

В отличие от министра Черчилля, школьникам не у кого было спросить о предназначении собранных конских каштанов. Впрочем, оно их и не особенно интересовало. Куда важнее было то, что за никому до тех пор не нужные (и, в отличие от настоящих каштанов, даже не съедобные) плоды изящных деревьев, в изобилии растущих в лесах и парках страны, теперь платили деньги, причем немалые. Указанная в объявлении сумма, выплачиваемая за хандредвейт, равный примерно 50 килограммам, соответствует примерно 60 современным долларам США. Школьники и другие добровольцы принялись за дело с таким энтузиазмом, что вскоре пункты приема оказались буквально завалены конскими каштанами.

Из Палаты общин по поводу таинственного сбора был также подан запрос, на который последовал завуалированный ответ правительства, мол, «конские каштаны необходимы для государственных целей». Подобная невнятность даже привела к тому, что некоторые представители общественности обвинили кабинет в циничном использовании детской рабочей силы для извлечения прибыли.

Тем не менее премьер-министр сэр Дэвид Ллойд Джордж, к слову, прекрасно осведомленный, зачем по всей стране собираются каштаны, так и не раскрыл реальную причину сбора. Правительство ограничилось единственным официальным заявлением, опубликованным в Times. Об этом позаботился Уинстон Черчилль спустя десять дней после вступления в должность министра, все еще пребывая, видимо, под впечатлением от ответа Фредерика Натана. Правительственное заявление гласило: «Орехи конских каштанов необходимы министерству вооружений потому, что они заменят зерно, которое было необходимо для производства изделия, имеющего большое значение для ведения войны…»

Желание британского правительства засекретить любые подробности, связанные со сбором конских каштанов, объяснялось стремлением сохранить втайне от немцев ход военно-научной операции. Собранные по всему туманному Альбиону конские каштаны сначала отправляли в Лондон, а потом на завод, местоположение которого было засекречено. Сейчас уже известно, что он находился в Кингс-Лине, в графстве Норфолк.

***

Эта история началась еще в 1889 году, когда два английских химика – сэр Фредерик Абель и профессор Джеймс Дьюар – модифицировали изобретенный за два года до этого Альфредом Нобелем бездымный нитроглицериновый порох баллистит в новый состав, названный кордитом.

Вскоре бездымный кордит заменил в Англии обычный порох и стал незаменим в производстве боеприпасов как для стрелкового оружия, так и для артиллерии. Для получения кордита, в свою очередь, был необходим летучий растворитель – ацетон, который добывали с помощью сухой возгонки из древесины. Для производства одной тонны ацетона требовалось почти сто тонн березы, бука или клена. Поэтому до войны практически весь нужный ей ацетон Великобритания импортировала из Северной Америки, не испытывавшей нехватки в лесах.

Вспыхнувшая в 1914 году Первая мировая война и последовавшая за ней блокада немецкими подводными лодками морских путей через Атлантику резко сократили запасы ацетона в Великобритании, вынудив военных и ученых задуматься о поиске альтернативных путей получения этого вещества. Проблема стала еще более актуальной, когда в 1915 году разразился так называемый «снарядный кризис» – острая нехватка артиллерийских снарядов, которая привела к тому, что из некоторых пушек можно было стрелять не чаще четырех раз в день. «У нас недостаточно взрывчатых средств, чтобы сровнять вражеские окопы с землей, – возмущенно писала Times. – Потребность в неограниченном количестве взрывчатки стала роковой преградой к нашему успеху».

Последовавший вслед за снарядным правительственный кризис привел к формированию коалиционного правительства и образованию специального министерства вооружений, получившего контроль над военной промышленностью страны. Должность министра в новом ведомстве досталась тогда как раз Ллойд Джорджу, который спустя год после этого стал премьер-министром.

Одной из первых инициатив Ллойд Джорджа на посту министра вооружений стало обращение к блестящему химику, профессору Манчестерского университета Хаиму Вейцману с просьбой изыскать наиболее эффективный способ получения ацетона из имеющегося в Англии сырья.

***

За несколько лет до описываемых событий Вейцман, развивая идеи Луи Пастера, искал возможность получения синтетической резины. В ходе своих исследований, расщепляя углеводы с помощью бактерий, он открыл организм (названный позднее его именем), позволяющий добывать бутанол (необходимый для синтеза резины) и ацетон из крахмала в четыре раза более эффективно, чем получалось при использовании других бактерий. Разработав так называемый процесс ацетоно-бутилового брожения, Вейцман запатентовал свое изобретение, чем и обратил на себя внимание министра.

Весной 1915 года профессор сообщил Ллойд Джорджу, что способен произвести порядка двенадцати тонн ацетона из ста тонн зерна. После чего министерство вооружений, реквизировав достаточное количество оборудования для пивоварения и производства ликеров, организовало два завода – один в Холтон Хит в графстве Дорсет на юге острова, другой в Кингс-Лине в Норфолке на востоке. Для производства крахмала в ход пошло не только зерно, но и кукуруза, картофель, рис. Заводы выпускали до 400 тысяч литров ацетона в год, полностью обеспечивая потребности военного производства.

Но к 1917 году зерно и картофель требовались на осажденном острове в первую очередь для обеспечения населения питанием. И вот тогда неутомимый изобретатель Вейцман предложил восполнить недостаток, получая крахмал из… конских каштанов. Об этом и сообщил сэр Фредерик Натан новому министру вооружений Черчиллю в ответном письме.

***

К весне 1918 года завод в Кингс-Лине начал производство ацетона из конских каштанов, прибывающих в огромных количествах, благодаря активности британских школьников. Вскоре, однако, война закончилась, и добыча ацетона из этого сырья, признанная все же не слишком эффективной, прекратилась. Всего в ацетон успели переработать три тысячи тонн конских каштанов, а в вагонах на железных путях и в пунктах приема по всей стране оставалось гнить еще множество собранных каштанов. Впрочем, пришла победа, и это было уже не столь существенно.

К 1940 году углеводородный крекинг из нефти полностью вытеснил прежние производства компонентов взрывчатки. Хотя во время Второй мировой войны в аналогичных обстоятельствах в Британии вновь ненадолго вспомнили о конских каштанах.

***

«Конский» порох, может, и не достиг коммерческого успеха, но позволил преодолеть Британии «снарядный кризис» и открыл профессору Вейцману двери в самые высокие политические круги страны. Будучи хорошо знаком и с премьер-министром Ллойд Джорджем, и с Уинстоном Черчиллем, и с государственным секретарем по иностранным делам лордом Артуром Бальфуром, Вейцман, занимавший также и один из ведущих постов в сионистском движении, в конечном счете, сыграл немалую роль в написании, а главное, одобрении британским правительством документа, который вошел в историю как «Декларация Бальфура». Названа она была в честь госсекретаря, который 2 ноября 1917 года направил лорду Лайонелу Уолтеру Ротшильд следующий документ:

Уважаемый лорд Ротшильд!

Имею честь передать Вам от имени правительства Его Величества декларацию, представленную на рассмотрение кабинета министров и им одобренную, в которой выражается сочувствие сионистским устремлениям евреев:

«Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».

Я был бы весьма признателен Вам, если бы Вы довели эту Декларацию до сведения Сионистской федерации.

Искренне Ваш,

Артур Джеймс Бальфур.

В немалой степени эта декларация была жестом признательности и благодарности тому, кто придумал собирать каштаны для нужд войны. Но уже спустя три года, в 1920 году, принципы декларации были утверждены на мирной конференции в Сан-Ремо, а 22 июля 1922 года декларация была включена в текст мандата Великобритании на Палестину, утвержденного Лигой Наций. Именно эта декларация определила правовые и международные политические основы для формирующегося сионистского движения. Почти 30 лет спустя после одобрения декларации ООН проголосовала за создание еврейского государства в Палестине. А в феврале 1949 года Кнессет утвердил кандидатуру Хаима Вейцмана в качестве первого президента Израиля.