Смещение Хрущева я встретил с сопливым воодушевлением. Откуда-то появился белый хлеб, а до того мне, второклашке, приходилось шкандыбать рано утром через заснеженное футбольное поле к ларьку, к сердобольной соседке тетке Клаве. Это был мой первый персональный блат. Поле казалось бесконечным, очередь – тоже, стояла она злобно и плотно, поэтому я подпрыгивал до прилавка, чтобы продавщица опознала, наконец, мою закутанную мордашку. Народ роптал, Клавка рявкала: «Он стоял, только деньги забыл!»

Дома отец совал ту самую дефицитную подмерзшую буханку за 22 копейки в духовку. Боже, как это было вкусно!

В школе посадили буфетчицу. Она торговала за углом двухкопеечными булочками по четыре копейки. Жизнь явно налаживалась, о чем я компетентно и гордо сообщил отцу-антисоветчику и лично поблагодарил Леонида Ильича Брежнева. Так может, это я автор знаменитой формулировки "И лично товарищу Л.И. Брежневу"?

- Перестали воровать рабочий хлебушек! – назидательно повторил я фразу, подобранную во дворе.

- Павлика Морозова растим, - грустно констатировал мой папа, оторвавшись от радио "Свобода".

Зато мой дедушка Брежнева вспоминал с теплотой. Дед был мужчина видный, фронтовик, боевой офицер, где-то у меня сохранилась его фотография в кожаном реглане. Перемеряет аршинным метром отрез на фоне бюста Сталина: социализм – это учет.

Компания борьбы с безродными космополитами как-то обошла стороной и его, и многих евреев в торговле. Чай, не ученые. Дед был коммерческим директором Днепропетровского торга N1. Это ЦУМ, «Детский мир» и еще куча магазинов, включая центральный рынок - Озерку. А мой прадед, его тесть, был нэпман, из раскулаченных. Русского языка он толком не знал, говорил на идиш и по-польски с украинскими проклятиями. И была у недобитого старика хрустальная мечта - стать директором магазина. Он вздыхал, жаловался на бесчувственного зятя и извел всех родственников.

- Ну как я его поставлю? Его же все обманут, он по-русски не понимает, там же бухучет! - возмущался дед.

Компромисс нашла бабушка, умнейшая женщина, но "лишенка", а потому не получившая образования и руководившая торгом из дому, за ужином. Дед после своей единственной рюмки из хрустального графина (хотя мог выпить ведро) мягчел и "кололся". Он никогда сам не принимал опасных решений, брал красную папку домой со словами: «Я подумаю».

Бабушка думала. И придумала пристроить своего отца завмагом в писчебумажный магазин на Озерке. Он же продавец и грузчик в одном лице. Портреты, тетради, карандаши, открытки. Украсть определенно нечего.

В день открытия дед, будто что-то почувствовав, велел шоферу заехать на рынок. В круглой ротонде магазина под потолком висели равновеликие Сталин, Пушкин, Берия, Белинский, Толстой, Маленков и Добролюбов. Старому нэпману они все были на одно лицо. 58-я статья. Дед успел мгновенно задернуть шторы, погасить свет и повесить табличку "Переучет". В этот вечер привычной рюмкой не обошлось.

В сталинские годы Хозяин по ночам не спал, и вся, как нынче принято говорить, вертикаль власти дрожала по своим кабинетам. Отсюда и страсть к кожаным, с зеркалом, диванам с откидывающимися валиками - до комнат отдыха с потайной дверью было еще, почитай, полвека. И никаких кружавчиков и слоников, они для квартир и дач. Знали бы деды, сколько стоит сегодня у коллекционеров полный набор мещанских слоников!

Ночью, рассказывал дед, бдели, зато днем им была положена негласная сиеста. Обедали либо дома, либо в старинном ресторане "Украина". Каждый начальник сидел отдельно, и номенклатурным знакомым в лучшем случае сухо кивал. Я живо представляю эту надутую публику во френчах и белых войлочных бурках. Подсаживаться было не принято, если метрдотель из-за нехватки мест сам не предложит. Никаких тостов и застольного общения, больше 150 граммов за обедом считалось дурным тоном. Ели быстро, по-деловому, под рестораном дежурили "эмки".

Отец неблизко знал по институту сына Брежнева, Юрия. Говорил: тихий, скромный и очень порядочный парень. Зато об эскападах Галины, ее нарядах судачил весь город.

Первый секретарь Днепропетровского обкома (1947-1950, это важно) вызывал перед праздниками деда к себе. Он всегда искренне радовался чеканному шагу и армейскому рапорту этого бравого блондина с ясными голубыми глазами. Посадит за стол и пишет записки в Москву:

- Надо порадовать наших женщин отрезами там, обувью. Ну, ты, Майор, знаешь. Дважды майор, - однообразно шутил Брежнев, имея в виду имя и звание.

Дальше эта семейная легенда почему-то обрывалась.

Много лет спустя дед углядел в телевизоре знакомую рожу. Почтенные старцы из Политбюро навешивали друг другу цацки.

- Я этого штымпа помню, он тогда был замминистра. Пробился я к нему ближе к вечеру. Взял он Лёнины записки брезгливо так, двумя пальцами, и говорит с издевкой: «Брежнев из Днепропетровска, большой человек! Знаешь, сколько у меня этих записок?!»

И смотрит так выразительно и печально, абстинентно, сразу видно, болеет. Понятно, я его в ресторане реанимировал, но слегка перестарался. Однако тело доставил по указанному адресу и на глазах у перепуганной супруги, уходя, сунул в нагрудный карман френча пачку купюр. Утром болезный сам меня нашел и отправил в закрома ГУМа.

Карьера "дважды майора" оборвалась на "деле врачей", евреев выперли из торговли, и деда взяли в артель фронтовиков-инвалидов по установке дефицитных ламп дневного света. Мой папа-студент крепил эти лампы к потолку, а под лестницей на подхвате стоял пяток солидных пузанов с инструментами. Но это совсем другая история…

Благодаря дедовой днепропетровской квартире родители сменяли две поганых "двушки-хрущевки" на роскошную четырехкомнатную в сталинском доме. Папа обучил меня на электрика второго разряда (подай-принеси), и мы "утопили" кошмарную открытую проводку. Помните такие витые провода с фарфоровыми изоляторами? Безмерно раздражал черный совковый электросчетчик. Я тогда работал в профтехучилище, привел двух «бакланов», и они за два отгула при помощи зубила, молотка и их брошенной матери героически выгрызли в бетоне дыру под счетчик. Я его закрыл окошком и украсил черно-белым портретом Леонида Ильича, наклеив ему цветную свежеполученную пятую - героя соцтруда. Ну, красава!

Когда генсеку присвоили маршала Советского Союза, на входе в Третьяковку установили его портрет в парадном мундире. Явление мудака народу. В "Современнике" давали "Балалайкин и компания" с Квашой, Гафтом, Нееловой, Мягковым, Костей Райкиным - совершенно звездный спектакль. На заднике висел портрет государя-императора в парадном мундире, абсолютная карикатура на брежневский портрет. В зале стоял гомерический хохот.

На приятеля моей тревожной молодости Володю Магара, ныне заслуженного художественного руководителя Севастопольского академического драмтеатра имени Луначарского свалилось родительское наследство: мебель, гараж, машина, квартира… И два ключа с правом передачи. Мы решили квартирный вопрос почасово! Он жил на улице имени себя, вернее, покойного папы – народного артиста Союза, в доме имени себя, о чем свидетельствовала памятная табличка. Актеры-суки из этого театрального дома сынка некогда всесильного главрежа ненавидели, и мечтали на нем отыграться за все причиненные обиды и недополученные роли. Они сигнализировали, писали кляузы и вызывали ментов. А у Вовки что ни день, то пьянки-гулянки, капустники и сомнительные чтения, на электрогитарах с усилителями чуваки «рок» лабают, посреди комнаты - ударная установка, короче, богема, отщепенцы, и девки у них – ноги от зубов. Когда приходил патруль, то с порога натыкался на охранную грамоту: огромное фото Магара-старшего, целующегося взасос с дорогим Леонидом Ильичом. И жирным маркером (кто их в Союзе тогда видел?) - посвящение со всем известной подписью. (До Днепропетровска Брежнев руководил Запорожским обкомом, возрождал.)

Менты на минуту торопели, а придя в себя, говорили:

- Ну что за соседи паскудные, отдыхают ребята, никого не трогают, желаем хорошо повеселиться.

Иногда они, как городовые, выпивали рюмочку.

Когда бровеносец в ноябре склеил ласты, я был в Москве. Сатирические спектакли в театрах сняли, выставки прикрыли, в кабаках музыку запретили. На хрена приезжал? Потом началась гонка на лафетах, и эта же история приключилась с Андроповым и Черненко. Тут я понял, что у меня с кремлевской стеной далеко не стилистические разногласия, а скорее архитектурные. Приход к власти Горбачева совпал по срокам с моей очередной командировкой в Москву. Сильно я за молодого генсека беспокоился. Обошлось.

Брежнева отправили на свалку истории, и осталось от него три бюста – два в Москве и один на малой родине – в Днепродзержинске, положенный ему при жизни как дважды герою. Почему не поставили в полный рост, когда Леня заслужил пять звезд?

Историческую несправедливость удалось исправить только в 2004 году. На Малой земле, в городе-герое Новороссийске установили четырехметровый памятник. Леонид Ильич, ностальгически писали российские газеты, любил этот город и много делал для его жителей. В один из приездов, гласит легенда, он ушел от охраны и, как простой человек, пошел гулять по городу. (С каждым годом, наверное, растет число новороссийцев, которые его видели.) Вот так его и запечатлел местный скульптор. Молодцеватого, бодрого, с атлетической фигурой строителя коммунизма. Идет, перекинув плащ через плечо.

- Камо грядеши?- вопрошают жители Малой земли, выстраиваясь за ним в колонну.

- В застой, - отвечает вождь.

Звучит песня «Малая земля» в исполнении Кобзона.

Я читал все эти ностальгические сопли и дивился сервильной виртуозности российских коллег. Один даже закончил панегирик фразой: «Но крови на нем не было».

Ой ли… Начальник политотдела армии, первый секретарь двух обкомов и республики в сталинские годы расстрельные списки не визировал?!

Брежнев не был людоедом, скорее, он напоминал сытого, вполне добродушного дремлющего аллигатора из заповедника Хамат-Гадер, вокруг которого разбросаны куски окровавленного мяса. (Чехословакия 1968, Афганистан 1979, ну и различные кровопускания по всему миру, спонсорская помощь всем бандюгам, включая наши палестины).

Старый маразматик на издыхе своей долгой жизни превратился в фольклорный персонаж и, как рассказывали в перестроечные годы сами гебисты, возбуждать дело за анекдоты о генсеке даже у них считалось неприличным, такая у них якобы была своя поросячья этика. И это в провинциальном городе Запорожье, где последнего, с позволения сказать, шпиона поймали в 1948 году.

Последний раз я столкнулся с Леонидом Ильичем в 2006 году в Одессе. Там в знаменитом Литературном музее проходила выставка подарков вождю, хранившихся на его малой родине в Днепродзержинске. (Интересно, он сам мог выговорить это слово?) Ценные подарки Лёня передавал в музей Октябрьской революции, а хлам, как на чердак, отправлял в Днепродзержинск.

Выставка преуматная. Портреты, вышитые ногами безруких умелиц. Работы слепых вышивальщиц. Бедных калек было нестерпимо жаль. Рисунки школьников младших классов, за которые родителей можно сажать как за злобные антисоветские карикатуры. Жлобские гигантские чернильные приборы из дерева, уральского камня с избами и медведями, безвкусная керамика, народные мотивы. Брежнев-киргиз в войлочной шапке, Брежнев-джигит в кавказской папахе, Брежнев-молдаванин. Более всего запомнился братский подарок дальневосточных товарищей. Вьетнам, КНДР? Костюмы советской делегации и кители местных руководителей были рисованными, а мордочки – аппликации из розового шелка с вышитыми цветными нитками бровями, ротиками и глазками. Групповой портрет, вероятно, предназначался к круглой дате, потому что у Леонида Ильича крохотные звездочки ювелирной работы были яркими, металлическими и позвякивали на легком сквозняке.

Я водил за собой урожденного в Одессе русскослышащего студента-социолога и все ему переводил. Его в Израиль увезли в семилетнем возрасте. Пацан сломался на знаменитой фотографии: "Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев подписывает членский билет номер один Коммунистической партии Советского Союза В. И. Ульянову (Ленину)". Я вдруг увидел, как Ленин восстал из Мавзолея и покорно дожидается за дверью, пока ему вручат партбилет. Вы только представьте всю степень советского маразма! И тут я посмотрел на этот ужас глазами просвещенного и свободного тель-авивского студента.

P.S. По результатам опроса общественного мнения в 2013 году Леонид Ильич Брежнев признан лучшим главой государства в России (СССР) в XX веке.