Определение терроризма имеет практическое значение, поскольку формальное удостоверение акта насилия в качестве теракта имеет важные последствия в законодательстве США.

Подозреваемые в терроризме могут быть задержаны на больший срок, чем подозреваемые в уголовных преступлениях после ареста без предъявления обвинения. Они могут быть допрошены без присутствия адвоката. Они получают более длительные тюремные сроки. На "заключенных-террористов" распространяются многие дополнительные ограничения, известные под названием Особых административных мер. "Закон о страховом риске терроризма 2002 г." (в настоящее время подлежащий возобновлению) предоставляет корпоративным жертвам терроризма специальные преимущества и защищает владельцев зданий от некоторых исков. В случае терроризма семьи жертв - например, в результате атаки в Форте Худ в 2009 г., получают дополнительные преимущества: налоговые льготы, страховки, оплату участия в боевых действиях. Они даже могут получить высотное здание в Нью-Йорке.

Несмотря на юридическую силу данного термина, однако, определение терроризма все еще остается довольно расплывчатым: "атака, совершаемая негосударственным агентом на гражданские объекты, предназначенная посеять страх для достижения некоторой предполагаемой политической цели." Одно исследование, "Политический терроризм", насчитывает 109 определений. Американский специалист по безопасности Дэвид Такер (David Tucker) замечает: "Предупреждение над вратами ада гласит: 'Оставь надежду, всяк сюда входящий'. Подобное, хотя и менее устрашающее, предупреждение дают тем, кто пытается составить определение терроризма". Израильский специалист по контртерроризму Боаз Ганор шутит, что "борьба за определение терроризма иногда так же сильна, как и борьба против самого терроризма".

Отсутствие специфичности вводит в заблуждение полицию, прокуроров, политиков, прессу и преподавателей.

"Насилие, связанное с группой, занесенной в список международных террористических организаций", такой как Аль-Каида, Хизбалла или Хамас, превратилось в рабочее определение терроризма для полиции. Это объясняет такие своеобразные заявления после атак: "Мы не нашли каких-либо связей с терроризмом", нелепо подразумевающие, что "одинокий волк" никогда не является террористом.

Если они не являются террористами, полиция должна предоставить другое объяснение их насильственным действиям. Как правило, в таких случаях находят какую-нибудь личную проблему: невменяемость, напряженность в семейных отношениях, спор на работе, "беспокойство подростка-иммигранта", медицинская зависимость, или даже тряский самолетный рейс. Те, кто дает предпочтение личным демонам, а не идеологии, сосредотачиваются на (обычно не имеющей значения) частной жизни преступника, игнорируя гораздо более значительные политические мотивы.

Однако, непоследовательно, они не ищут связь с международной группой. Когда Оскар Рамиро Ортега-Эрнандес (Oscar Ramiro Ortega-Hernandez) сделал восемь выстрелов в Белом доме в ноябре 2011 года, прокурор США заявил: "Стрельба из автоматического оружия в Белом Доме с целью сделать политическое заявление является терроризмом, просто и ясно" - без необходимости в международной террористической группе. Точно так же, после того, как Пол Энтони Сиансиа (Paul Anthony Ciancia) устроил стрельбу в международном аэропорту Лос-Анджелеса в ноябре 2013 года, убив офицера Администрации транспортной безопасности (TSA), он был обвинен в "материальном планировании и намерении убить человека и совершить акт терроризма".

"Эта терминологическая неразбериха плодит полную путаницу. Весь мир называет взрывы на Бостонском марафоне терроризмом - кроме Министерства финансов США, которое полтора года спустя еще "не определило, что имел место 'террористический акт' согласно Закону о страховом риске терроризма". В январе 2014 г. судья, председательствующий по делу Хосе Пиментеля (Jose Pimentel) в связи с терроризмом, обвиняемого в планировании детонировать самодельные бомбы в Манхэттене, отказал в просьбе обвинения вызвать эксперта для подтверждения обвинения в терроризме. Правительственные чиновники иногда просто разводят руками: на вопрос в июне 2013 г., считает ли правительство США, что Талибан является террористической группой, пресс-секретарь Госдепартамента ответил: "Ну, я не уверен, каким определением нужно пользоваться в данный конкретный момент".

Выстрелы в мае 2013 г. в Новом Орлеане, повлекшие за собой 19 жертв, стали причиной еще большей путаницы. Пресс-секретарь ФБР сказал, что инцидент является не терроризмом, а "лишь актом уличного насилия." Мэр возразил, и на вопрос, считает ли он происшедшее терроризмом, сказал: "Я думаю, да," поскольку семьи "боятся выйти на улицу". Специальный агент ФБР в Новом Орлеане, которому досталось расхлебывать это противоречие, затуманил ситуацию еще больше: "Вы можете сказать, что это определенно городской терроризм; это городской террор. Но с точки зрения ФБР и того, с чем мы имеем дело на национальном уровне, мы не считаем это терроризмом, как таковым." Понятно?

Это отсутствие ясности представляет собой значительную проблему государственной политики. Терроризм, со всеми правовыми и финансовыми последствиями, не может оставаться неопределенным, субъективным понятием, а требует точного и четкого определения, применяемого последовательно.

Перевод с английского И. Эйдельнант