Встреча цивилизаций

Праздник Хануки, как известно, связан с военной победой, в результате которой восставшим против греков евреям удалость освятить оскверненный Антиохом Храм и восстановить в нем храмовые службы. При этом имело место чудо: масло для храмового светильника (меноры), которого хватало лишь на один день, горело восемь дней, необходимых для прохождения очищения.

Формальное обоснование для установления общенародного религиозного праздника выглядит, как мы видим, не очень весомо. Еврейской истории известны и куда более впечатляющие чудеса, и куда более внушительные военные победы, и тем не менее они не удостоились того, чтобы о них ежегодно вспоминали в торжественной обстановке.

В чем же дело? По-видимому, в том, что в первую очередь Ханука - это праздник огней, праздник Света, который был предустановлен от начала истории, но только в столкновении Израиля с греческой цивилизацией основы этого праздника стали явны.

Еврейский народ - свет ("Я, Господь, … сделаю тебя… светом народов") (Иешайя 42:6), но свет светит только во тьме: без теней нет изображения. Греческий же народ, эллинизм, как раз символизируют тьму. Например, слова Торы "Земля же была пуста и хаотична, и тьма над бездною; и дух Божий витал над водою." (1:2), трактуются комментаторами, как череда пленений еврейского народа разными империями, причем "пустота" соответствует Вавилону, "хаотичность" - Персии, а "тьма" - Греции.

Итак, праздник Света, праздник, связанный со светильником и солнцеворотом (Ханука приходится на период, когда продолжительность дня начинает увеличиваться), совсем не случайно связался с победой над греками, так как именно эллинизм символизирует в иудаизме тьму.

Кому-то эта ассоциация может показаться совершенно вздорной: ведь греки дали миру философию, а разве разум - это не свет? Разве не представляется нам "естественным" выражение: "естественный свет разума"?

Но все дело в том, что свет разума действительно "естественный", в то время как реальность, открывшаяся на Синае - сверхъестественная!

Существует аспект, в котором разум как раз тождественен тьме, синонимичен смерти. Так Лев Шестов пишет: "Змей не обманул человека. Плоды с дерева познания добра и зла, т. е., как нам обязательно истолковывает Гегель, разум, все черпающий из самого себя, стал принципом философии на все времена. "Критика разума", заключавшаяся в предостережении против дерева познания, от которого должны придти в мир все беды, заменена "недоверием к недоверию", и Бог был изгнан из сотворенного им мира, и власть его полностью перешла к разуму, который, хоть он мира и не сотворил, предложил человеку в неограниченном количестве именно те плоды, от которых Творец его предостерегал".

Первая встреча Разума и Откровения, произошедшая за полтора столетия до Маккавейских войн, во время завоеваний Александра Македонского, была обнадеживающей. Согласно преданию, когда глава Сангедрина рабби Шимон Ацадик приблизился к ученику Аристотеля Александру Македонскому, тот сошел с колесницы и поклонился Праведнику.

- Лицо этого человека, - объяснил царь своим изумленным приближенным, - живое подобие лика ангела победы, предшествующего мне в битвах.

Напомним, что завоевания Александра Македонского, в ходе которого он посетил Иерусалимский Храм, ознаменовали грандиозный геополитический сдвиг - смещение основной исторической сцены из Азии и Африки в Европу. Греция, совсем недавно бывшая провинцией персидской империи, превратила Персию в свою отдаленную провинцию. С того момента человеческая история переместилась на Север.

Но как мы видим из рассказа о встрече рабби Шимона Ацадика с Александром Македонским, политическое восхождение Греции шло под покровительством Всевышнего. Период хаоса сменился периодом тьмы в порядке, предустановленном Создателем. Александра Македонского к победе вел Бог Израиля, и с той поры дальнейшая история продолжалась под знаком выяснения отношений между религией и философией, между Откровением и Умозрением.

Афины и Иерусалим

Итак, голый свет сам превращается в мрак, если не встречает на своем пути препятствий. Только игра света и тени дает изображение, как только сочетание звука и паузы создают артикулированную речь.

В конечном счете все исходит от Него, как сказано: "Я - Всесильный, и нет другого. Образующий свет и сотворивший тьму, делающий мир и сотворивший зло, Я - Всевышний, делающий все это" (Ишайя 45:6-7).

В этом отношении у эллинизма имеется свое высокое предназначение: без философского отрицательного определения Бога ("Он окончательно непостижим, так как, не имея ни частей, ни пределов, Он не имеет никакого соотношения с нами" Паскаль) мы бы могли неадекватно воспринимать те Его положительные определения, которые были открыты на Синае: "И прошел Господь пред лицом его, и возгласил: Господь, Господь Бог жалостливый и милосердный, долготерпеливый и великий в благодеянии и истине, Сохраняющий милость для тысяч родов, прощающий вину и преступление, и грех" (Шемот 34.6-8).

Итак, в условиях земного существования, для того чтобы видеть свет, тьма необходима. Михаил Булгаков формулирует это положение в следующих словах, вложенных в уста Воланда: "Что бы делало твое добро, - спрашивает он Левия Матвея, - если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?... Не хочешь ли ты ободрать весь Земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом?"

Поскольку свет и тьма имеют один источник и служат одному делу, то их сходство нередко вызывает путаницу. Однако Единый Бог и Единое философов - совсем не одно и то же.

Итак, эллинистическая философия создала удивительный инструмент - содержательное мышление, позволяющее ориентироваться в мире культур, но совершенно неадекватно видеть в самом этом инструменте источник истины. Свет Истины открылся на Синае и просиял на Сионе, а в Афинах явилась лишь тень, позволяющая это Свет детально рассмотреть.

Лев Шестов пишет в "Афинах и Иерусалиме": "Бог Св. Писания не связан никакими правилами, никакими законами: Он источник всех правил и всех законов. Он господин над всеми правилами и законами... Дерево познания добра и зла было посажено Богом наряду с деревом жизни, но не для того, чтобы человек питался его плодами. Самое противопоставление добра злу, т. е., точнее, появление зла, приурочивается не к акту сотворения мира - тогда только было "добро зело", - а к моменту падения нашего праотца. До того же свобода не только божественная, но и человеческая не была ничем ограничена: все было хорошо, потому что Бог это делал, все было хорошо, потому что человек, созданный по образу и подобию Бога, это делал: в этом сущность загадочного для нас библейского "добро зело". Свобода же как возможность выбора между добром и злом, которую знали греки и которую от греков переняла средневековая, а за ней и новая философия, - есть свобода павшего человека, есть порабощенная грехом свобода, пропустившая в мир зло и бессильная изгнать его из жизни. Поэтому чем больше укрепляется человек в уверенности, что его спасение связано с "знанием" и с умением различать добро от зла, тем глубже прорастает и прочнее вкореняется в него грех".

Таким образом праздник Хануки, праздник Света, праздник победы Иерусалима над Афинами - это праздник установления верной субординации между Богом и разумом.