Гомеопатия

В недельной главе "Хуккат" описывается история, в которой избавление от смертельных змеиных укусов производится с помощью специально изготовленного медного змея: "И послал Господь на народ змеев сарафов, и жалили они народ, и умерло много народу из израильтян. И пришел народ к Моше, и сказали они: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб удалил от нас змеев. И молился Моше за народ. И Господь сказал Моше: сделай себе сарафа и возложи его на шест; и будет, всякий ужаленный, если взглянет на него, то останется жив. И сделал Моше змея медного, и возложил его на шест, и было, если змей жалил человека, то, взглянув на медного змея, тот оставался жив". (21:1-9)

Итак, мы видим, что исцеление от жала змея приносило изображение… того же змея. Это уникальное, никогда более не повторявшееся явление, тем не менее, вписывается в некое общее правило: многие агенты, губительные в одних количествах и аспектах, целебны – в других. Причем в плане этой двойственности змей как раз - животное весьма символическое: сея смерть, он сохраняет в себе также и какие-то элементы жизни, причем зачастую вполне уникальные и целебные (свойства змеиных ядов - это целый отдельный раздел биологии). Отчасти именно эта особенность еще со времен древнего Египта превратила змея в геральдический знак медицины.

Позитивное использование в ряде уникальных ситуаций в целом вредоносных сущностей можно обнаружить в самых разных эпизодах священного Писания. Так, Всевышний вложил в уста собравшегося проклясть Израиль Билама, наиболее компетентного волхва всех времен и народов, - слова благословения в адрес столь ненавистного ему народа. В трактате Шаббат (89.а) говорится, что во время мора, когда Аарон "встал между мертвыми и живыми" (Бемидбар 17.12), он получил необходимые сакральные знания не от ангела исцеления Рафаэля, а от самого Ангела Смерти. Не обошелся без темной силы и царь Шломо: в агаде (Гитин 68) рассказывается, что шамир, т.е. средство, которым обтачиваются камни при строительстве Храма, хранится только у князя бесов Ашмадая, и поэтому для того, чтобы возвести Храм, царю Шломо пришлось обратиться к его помощи. А в трактате Ктуббот (77.б) Ангел Смерти исполняет желание р. Йегошуа б. Леви, и показывает уготованное ему в грядущем мире место.

Известное учение об "исправлении мира", о "тикуне" строится как раз на задаче извлечения положительных жизненных элементов (искр) из преимущественно деструктивных сущностей. Причем, чем темнее их природа, тем труднее ее использовать.

В одной лекции рав Ури Шерки рассказал об ученике рава Кука раве Мордехае Фруме, глубоко чувствовавшем и любившем самую разнообразную музыку, в частности джаз. Однако при этом он был органически неспособен переносить Рихарда Вагнера. Рав Фрум говорил, что звуки его музыки убивают, что их "сочинил убийца".

Можно только радоваться, что произведений этого провозвестника окончательного решения еврейского вопроса ("существует одно-единственное средство снять проклятие, тяготеющее над вами: искупление Агасфера – уничтожение!") не исполняют в Израиле, и надеяться, что их никогда не будут исполнять и впредь. Однако любопытно отметить, что эта музыкальная отрава однажды все же была использована при возрождении еврейского государства. Так в своей "Автобиографии" (1898) Теодор Герцль пишет: "В течение последних двух месяцев моего пребывания в Париже я написал книгу "Еврейское государство". Не помню, чтобы я что-либо писал в таком возвышенном настроении, как эту книгу. Гейне говорит, что в те моменты, когда он писал некоторые из своих строф, он слышал над своей головой витание орла. Когда я писал эту книгу, я тоже верил в нечто вроде шелеста над своей головой. Я работал над ней ежедневно до полного изнеможения. Единственным моим развлечением было вечером слушать вагнеровскую музыку, особенно "Тангейзер", оперу, которую я слышал столько раз, сколько ее ставили. Только в те вечера, когда не было оперы, я испытывал сомнение в правильности моих мыслей" ("Окна" 29.07.2010).

Видимо, именно по этому поводу в книге Зоар сказано, что сатане следует "на три волоса" (образ трех волос взят из тефиллин) дать место в собственном сердце.

Однако в логике этого целительства ("и будет, всякий ужаленный, если взглянет на змея, то останется жив") невольно улавливается сходство с логикой другого, казалось бы противоположного явления, описанного в нашей недельной главе, а именно с логикой очищения от ритуальной нечистоты. Как несущий смерть змей в определенный момент от действия своего же яда и избавлял, так очищающий от нечистоты пепел рыжей телицы, в определенный момент осквернял!

Обратная пропорция

Мы читаем: "И сожгут корову пред его глазами… И пусть возьмет священник кедрового дерева и эйзова, и червленую нить, и бросит на место сожжения коровы. И вымоет священник одежды свои, и омоет тело свое водою, и потом войдет в стан; и нечист будет священник до вечера… И сожигавший ее пусть вымоет в воде одежды свои и омоет тело свое водою; и нечист будет до вечера". 19:5-9)

Таким образом, мы видим, что феномен парадоксального присутствия добра во зле идет в паре с противоположным явлением, а именно – с присутствием зла в добре.

В самом деле, с одной стороны "добро" способно "жалить" нечестивцев, как и исцелять праведников (как сказано: "для забирающих в ней (Торе) вправо – она эликсир жизни, для забирающих влево – смертельный яд" Шабат 88.б). А с другой стороны, не только во тьме присутствует "три волоса" света, но и в свете присутствуют свои "три волоса" тени, которым также уместно найти место в своем сердце.

В самом деле, человеческое существование – это всегда преодоление, это всегда вызов. Сартр определил человека как предмет, у которого существование предшествует сущности. "Это изречение, - пишет Тиллих, - как луч света, освещает всю сцену экзистенциалистского творчества. Его можно было бы назвать самым отчаянным и самым мужественным изречением во всей экзистенциалистской литературе. Оно означает, что человек не обладает сущностной природой: он обладает лишь возможностью сделать из себя то, что захочет. Человек сам создает то, что он есть. И ему не дано ничего, что обусловливает этот творческий процесс".

Однако важно отметить, что если нормативный предмет, у которого сущность предшествует существованию, может преспокойно быть сам по себе, то человеческое бытие возможно исключительно в среде нормативных предметов. Чтобы плыть против течения, надо, чтобы оно было. И поэтому, как пишет Тиллих: "Бытие "объемлет" и себя и небытие. Бытие имеет небытие "внутри себя", как нечто такое, что вечно присутствует и вечно преодолевается в процессе Божественной жизни"… "Небытие принадлежит бытию, без небытия бытие не может являться основой жизни". Таким образом, Жизнь это всегда уже сочетание Жизни и Смерти, как Свет уже всегда сочетание Света и Тьмы. Свет немыслим, свет не зрим без тьмы. Но тогда невольно создается впечатление, что добро отличается от зла, и свет от тьмы… обратным соотношением самих себя друг в друге!

К сказанному остается только добавить, что медного змея и рыжую телицу связывают не только недельная глава, но также и иерусалимский Храм. В самом деле, медный змей, изготовленный Моше, был помещен в Святая Святых Храма, где находился до царствования Хизкияу. Обнаружив, что этот змей превратился в фетиш, царь уничтожил его, как сказано: "И было, в третий год (царствования) Ошэйи, сына Эйлы, царя Израильского, стал царем Хизкияу, сын Ахаза, царя Йудейского. Двадцать пять лет было ему, когда он стал царем; и царствовал он в Йерушалаиме двадцать девять лет… И делал он то, что праведно в очах Господних, (поступая) во всем так, как Давид, отец его. Он упразднил (жертвенные) возвышения, разбил столбы, срубил Ашэйру и изломал в куски медного змея, которого сделал Моше; потому что до тех самых дней сыны Израилевы приносили ему воскурения, и назван он был Нехуштан". (Млахим II, 18:4).