Читайте также
"1. И взял (на себя) Корах, сын Ицhара, сына Кеhата, сына Леви, и Датан и Авирам, сыны Элиава, и Он, сын Пелета, сыны Реувена. 2. И восстали они пред Моше, и (также) мужи из сынов Исраэля, двести пятьдесят, знатные общины, созываемые на собрание, мужи именитые.3. И собрались они против Моше и против Аарона, и сказали им: Премного для вас, ибо вся община, все они святы, и среди них Господь. И почему возноситесь вы над обществом Господним?! (Бемидбар, 16:1-3)"
Образ Кораха это едва ли не самый древний из сохранившихся в письменных источниках образ профессионального революционера. В этом образе меня привлекают и отталкивают, очаровывают и разочаровывают те же черты, что и в образах реально существовавших революционеров: Марата и Робеспьера, Сен-Жюста и Дантона, Желябова и Перовской, Ленина и Троцкого. На первом этапе революции на стадии деклараций, настойчиво повторяется лозунг всеобщего и безоговорочного равенства, категорически отвергаются любые привилегии и различая: "вся община, все они святы, и среди них Господь". И если слова "ни Бог" в устах Кораха явно неуместны, то слова "ни царь и не герой", вполне выражают его отношение к Моше и к Аарону: "Если ты /Моше/ взял царскую власть, то не следовало тебе избирать на священнослужение своего брата" (Сончино к п. 3).
Но, как и в любой революции, вслед за стадией эскиза наступает стадия проектирования, а за ней и стадия технологического исполнения. Посмотрим, кто же те люди, которые должны стать "буревестниками, штурмующими небо", узким кружком профессиональных революционеров, солью соли. "Дотан и Авирам – они были одними из самых знатных и влиятельных людей в колене Реувена, представители которого не забывали, что оно происходит от первенца Яакова, и потому они могут претендовать на ведущую роль в среде сынов Израиля. Колено Реувена и колено Леви объединились, несмотря на то, что они, казалось бы, должны быть соперниками. Но на первых порах любого бунта преобладает идея равенства и уравнения в правах, и рознь между соперниками отступает на задний план перед стремлением достичь ближайшей цели: свернуть нынешних правителей" (Сончино, к п.1). "Друзья, вы даже представить себе не можете, какая чудесная жизнь у вас у всех начнется, когда на место этих отвратительных диктаторов Моше и Аарона сядут мудрые, справедливые, к тому же абсолютно легитимные правители Корах, Дотан и Авирам!". На смену одной аристократии хочет прийти другая, и хотя на первом этапе она поднимает знамя самой полной, самой последовательной демократии "вся община, все они святы", социальный состав вождей позволяет с большой степенью достоверности предсказать результаты их возможной победы.
Оруэлл прекрасно сформулировал парадигму любой революции: "Всякое общество состоит, в первом приближении, из трех классов: высшего, среднего и низшего. Когда высший теряет способность управлять, происходит революция. Но никогда низший класс не приходит на смену высшего, хотя именно его кровью, потом и слезами делается революция. На волне бунта низшего класса власть всегда захватывает класс средний, который был достаточно близко к ней и раньше, чтобы получить элементарные навыки владения рычагами государственного управления". Эту же проблему, но как бы "с изнанки" очень точно подметил Карл Маркс: "Все революционеры, до сих пор, стремились овладеть государственной машиной". Разумеется, стремились! Они, эти "профессиональные революционеры" и раньше стояли достаточно близко к рычагам власти, чтобы увидеть, как эти рычаги работают, как легким движением руки передаются по властной вертикали куда-то вниз, настолько глубоко, что и не видать даже, импульсы гигантской силы, которые буквально приводят в движение горы. И не могла не зародиться в умах этих "буревестников" такая простая мысль: ах, как же заиграют эти могучие рычаги, каких чудес можно с их помощью наворотить, если только попадут они в "умелые руки" из рук старых маразматиков и геронтократов! Именно таков истинный, глубинный мотив всех профессиональных революционеров, не всегда осознанный, и, уж точно, никогда с полной внятностью не проговоренный. Разумеется, Карл Маркс все это отлично понимал, поэтому и завершил оборванную мною на середине цитату словами "Наша цель – сломать ее". Чтобы овладеть, хотя бы ненадолго, хотя бы "поиграться" нужен некий минимум профессиональных навыков, которых у представителей низшего класса, уж точно, быть не может. Карл Марк, один из немногих теоретиков революции, искренне симпатизировавший самым низшим слоям общества, искренне веривший, что только полностью обездоленные и экспроприированные в состоянии по-настоящему совершить революцию, все это прекрасно понимал. Поэтому он и закончил свою известную цитату парадоксальным призывом к слому государственной машины. Ибо это именно то, что может совершить самый низший общественный слой, и только он! У тех, кто хоть немного выше а социальной лестнице, на такое просто рука не поднимется. Более того, это единственное, что низший класс сможет с государственной машиной сделать, попади она реально ему в руки. Ни о каком другом применении речи быть не может.
Дело в том, что ни разу в истории человечества государственная машина в руки низшего класса не попадала. Сотни раз, начиная с древнейших времен и до наших дней, возносил он на своем горбу к ее никелированным рычагам кого-то другого, того, кто ничего ломать по-настоящему не собирался, хотя на начальных стадиях революции клялся и божился, что кроме полного и тотального равенства всей "общины Божией" он ничего не желает. Мы не знаем, как повел бы себя триумвират Корах-Дотан-Авирам в случае победы. Но вот судьба Дотана и Авирама после постигшего их поражения весьма типична для всех профессиональных революционеров: не только они сами, с женами и детьми, но и двести пятьдесят человек, которые им поверили и принесли совки с благовониями, погибают страшной смертью. В случае поражения революции принцип полного равенства всегда соблюдался вершителями белого террора неукоснительно.
В этой же недельной главе есть еще один эпизод, на первый взгляд мало связанный с революцией Кораха.
"И сказал Господь Моисею, говоря: скажи сынам Израилевым и возьми у них по жезлу от колена, от всех начальников их по коленам, двенадцать жезлов, и каждого имя напиши на жезле его; имя Аарона напиши на жезле Левиином, ибо один жезл от начальника колена их [должны они дать]; и положи их в скинии собрания, пред ковчегом откровения, где являюсь Я вам; и кого Я изберу, того жезл расцветет; и так Я успокою ропот сынов Израилевых, которым они ропщут на вас. И сказал Моисей сынам Израилевым, и дали ему все начальники их, от каждого начальника по жезлу, по коленам их двенадцать жезлов, и жезл Ааронов был среди жезлов их. И положил Моисей жезлы пред лицем Господа в скинии откровения. На другой день вошел Моисей [и Аарон] в скинию откровения, и вот, жезл Ааронов, от дома Левиина, расцвел, пустил почки, дал цвет и принес миндали. И вынес Моисей все жезлы от лица Господня ко всем сынам Израилевым. И увидели они это и взяли каждый свой жезл. И сказал Господь Моисею: положи опять жезл Ааронов пред ковчегом откровения на сохранение, в знамение для непокорных, чтобы прекратился ропот их на Меня, и они не умирали. (Бемидбар 17:16-25)".
Мы вновь видим Божественное, сверхъестественное разрешение спора между всеми коленами Израиля и между всеми сынами Израиля, кто же "равнее всех" среди равных. На сей раз дело обходится без жертв (в прямом и в переносном смысле слова). Просто из всех двенадцати жезлов расцвел только один – жезл Ааронов. Когда едва ли первый в истории России политический философ и едва ли не первый политический эмигрант Григорий Котошихин писал в Швеции свой смелый труд, обобщавший прежнюю практику абсолютных монархов России и предвещавший, во многом, реформы Петра, он дал ему название, мало что говорящее современному российскому читателю: "Ааронов жезл". Жезл Аарона стал для Котошихина наиболее точным и зримым символом безграничной власти, сосредоточенной в руках российских самодержцев и абсолютных монархов вообще, власти, которая, при правильном употреблении может творить чудеса. Разумеется, Карл Маркс, дитя промышленной революции, предпочитал говорить о государственной машине, но по сути дела оба имели в виду одно и то же. И Котошихин настойчиво объясняет монархам (и российским, и шведским), как именно с этим жезлом следует обращаться, чтобы он не сломался, какие великие чудеса можно творить с его помощью. В отличие от Маркса, Котошихину была совершенно чужда идея, что, в один прекрасный день, Ааронов жезл просто следует выкинуть на помойку.
Недавно в группе "Левый Израиль" Андрей Наполов, в очередной раз, предложил заменить государственную машину (Ааронов жезл) самоуправлением свободно объединившихся трудящихся. Я ответил, что не имею никаких возражений в плане теоретическом, но сильно разочарован всеми предыдущими попытками реализовать эту идею (Советы в России, каталонские коммуны анархистов в дни Гражданской войны). Возможно, мои знания оставляют желать лучшего, и, на самом деле, успешные эксперименты такого типа все же имели место. Буду признателен читателям, если они меня поправят.