Уметь найти золотую середину

Недельный раздел Шмини продолжает детальное описание жертвоприношений, и прочих обрядов и ритуалов, связанных со статусом Коэна, которые уже обсуждались, со всеми подробностями в предыдущих разделах. Однако далее мы читаем, что настал особый и торжественный день: в этот день Аарон и его сыновья должны были принять на себя в ходе праздничной церемонии священную миссию коэнского служения в Шатре Соборном, «ибо сегодня Господь является вам» (Шемот 9:4). И вдруг в размеренное течение повествования врывается поразительный своим лаконичным трагизмом эпизод. «(1) И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок, и положили в них огня, и возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. (2) И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом. (3) И сказал Моше Аарону: это то, что говорил Господь, когда сказал: близкими ко Мне освящусь и пред всем народом Я прославлюсь. И умолк Аарон» (10: 1-3).

Тот день, который должен был стать самым счастливым днем в жизни Наддав и Авиу, стал их последним днем. И вслед за этим Писание возвращается к размеренному описанию жертвоприношений, как если бы ничего не случилось. Чтобы усилить это ощущение «ничего не случилось», близким Надава и Авиу запрещено соблюдать обязательные во всех таких случаях траурные ритуалы и обряды. «И сказал Моше Аарону и Элазару, и Итамару, сынам его: волос ваших не отпускайте и одежд ваших не раздирайте, дабы вы не умерли и не прогневался бы Он на всю общину» (10:6).

Вместо Бога милостивого и милосердного, или, хотя бы, воздающего злодею по злодейству его, мы вдруг видим, во всей красе, слепой и непредсказуемый рок античной трагедии, который разит без всякой логики и без всяких объяснений. Моше Рабейну сразу же пытается исправить такое впечатление, и дать хоть какое-то рациональное объяснение трагедии: «близкими ко Мне освящусь и пред всем народом Я прославлюсь». И надо полагать, что Аарону это лаконичное объяснение было вполне понятно, во всяком случае, об этом говорит его красноречивое молчание. Однако толкователи Торы, из рода в род, остаются перед этим трагическим эпизодом совершенно беспомощными. Они вновь и вновь пытаются прокомментировать его, обычно – с помощью многих «дополнительных подробностей», чтобы хоть как-то втиснуть в канонические рамки рассказа о грехе и наказании.

Ваикра Раба приводит четыре ответа на вопрос, в чем же именно состоял грех. «За четыре греха умерли два сына Аарона. За приближение, и за жертвоприношение, за чуждый огонь, и за то, что не советовались друг с другом. За приближение, т.е за то, что вошли к Нему. За жертвоприношение, т.е. за то, что принесли жертву, которая не была заповедана. За чуждый огонь, т.е. за то, что внесли огонь с кухни. За то, что не советовались друг с другом, как сказано «каждый свой совок», т.е. каждый сам по себе сделал. Только третье из этих объяснений как-то связано с Писанием. Действительно, «чуждый огонь» это важная деталь в рассказе, которая всплывает каждый раз, когда рассказ этот повторяется (Бамидбар 3:4, там же 26:61). Трижды Тора использует словосочетание «чуждый огонь», как если бы оно было вполне понятно, и мы каждый раз вновь недоумеваем, чем же именно этот «чуждый огонь» отличается от обыкновенного огня, т.е. от регулярного воскурения благовоний в Шатре Соборном, которые заповедано воскурять коэнам изо дня в день.

РАШБАМ полагает, что речь идет, в общем-то, о том же самом огне, но именно в тот день было запрещено его возжигать: «В тот день не заповедал Пресвятой, будь он благословен, и не хотел того Моше, чтобы приносили они огонь идиотов (т.е огонь простолюдинов), ибо ожидали нисхождения Огня Горнего, и не гоже в этот день приносить огонь чуждый». Возможно, что «чуждый огонь» это те самые «чуждые воскурения, которые запрещается приносить на жертвеннике воскурений, согласно Шемот 30:9 (комментаторы дают к этому пассуку близкие к Ваикра Раба пояснения). Так или иначе, речь идет о тонких различиях в деталях ритуала, которые не оправдывают, по простому разумению, столь сурового наказания. Поэтому большинство комментаторов, начиная с Ваикра Раба, вплоть до наших дней, приписывают Надаву и Авиу недостойное поведение и злые помыслы (не советовались друг с другом, были пьяны и т.п.). Но есть и другое направление в еврейской мысли: искать у сыновей Аарона как раз «слишком хорошие» помыслы.

«Наддав и Авиу были величайшими людьми Мироздания, и не могли они сознательно преступить Слово Господа, однако от великой радости смешались мысли их, и они вошли пред Ним, дабы воскурить каждому тонкие благовония» (Р. Шимшон Рафаэль Хирш, пояснения к Ваикра Раба). И далее: «Не в том был грех двух этих великих людей, что преступили они что-то из заповеданного им, а в том, что преступили границу нравственности и скромности, и, в силу величия их, то было засчитано им за грех, и они умерли. И видел я в Торат Коаним (Ваикра Раба), как сказали Мудрецы Наши: «поскольку узрели они огонь новый, захотели они добавить любовь к любви». И это, как я уже сказал, от великой радости добавили любовь к любви, чтобы послужить пред Господом новыми воскурениями, дополнительно к ежедневным регулярным воскурениям». (там же). Итак, «добавлять любовь к любви» может быть отнюдь не безопасно! Эта «добавочная любовь» это и есть тот «чуждый огонь», на котором Писание делает такой акцент. Тот, кто желает абсолютной, непосредственной близости с Господом, тот играет своей жизнью.

Недельная Афтора рассказывает об том же, на примере известной истории с Узой. 2(6) И когда дошли до Горэн Нахона, Узза протянул (руку) к ковчегу Божью и поддержал его, так как волы тряхнули его. (7) И воспылал гнев Г-спода на Уззу, и поразил его там Б-г за его оплошность, и умер он там у ковчега Божья» (2Шмуэль, 6:6). И здесь тоже добрыми намерениями выложена дорога в Ад.

И эта идея, что следует соблюдать пропорции, не увлекаться сверх меры, не приближаться к Шхине слишком близко, не давать волю спонтанным эмоциям, стала со временем одной из главных идей иудаизма. В Пиркей Автот мы читаем: «Шимон бен Шетьах говорил: Умножай допрос свидетелей, и следи за своими словами» (1:9), «Авталион говорил: мудрецы, соблюдайте осторожность в речах, дабы не были вы обречены изгнанию, и дабы не были вы изгнаны в места, где воды плохи, и не испили бы их ваши ученики, и не умерли бы» (1:11) «Грейся у коста мудрецов, но будь осторожен, чтобы не обжечься о пылающие угли» (2:10). В последнем изречении мы видим хорошо нам знакомый принцип «не приближайся слишком близко». Во времена Храма тот принцип применялся к ковчегу Звета и культовым объектам, а во времена Мудрецов – к носителям Учения. Разумеется, что во втором случае речь идет не о физическом приближении или удалении, а о степени близости человеческих отношений. В Гемаре есть очень известный отрывок «о трех клятвах» (Ктубот, 111:1), достаточно затруднительный для буквального перевода. Заклял Пресвятой, будь он благословен, народ Израиля тремя клятвами: «чтобы не восходили массой [в Страну Израиля], чтобы не приближать силой Конец [ изгнания ], и чтобы не бунтовать против народов мира».

В известном смысле, можно всюисторию еврейской мысли описать как противостояние двум экстремальнымтенденциям. С одной стороны, мистическим, экстатическим течениям, которые стремились, подобно сыновьям Аарона, к полному слиянию с Божественной Сутью посредством сверхъестественного духовно напряжения, «добавления любви к любви». С другой стороны, мессианским течениям, которые любой ценой стремились приблизить силой конец изгнания, не считаясь с губительными последствиями такого поведения для своей паствы, в прямом противоречии со славами Авталиона.

Сохранило ли «правило Авталиона» свою силу в наше время, после всех гигантских тектонических сдвигов в глубинных пластах нашего коллективного бытия и нашего индивидуального сознания? Следует ли видеть в создании суверенного еврейского государства отрицание правила «не приближать силой конец изгнания и не бунтовать против народов мира»? Идеологи религиозного сионизма, начиная с Рава Ицхака а-Коэна Кука, никогда не соглашались с такой трактовкой. К великому сожалению, чем дальше, тем больше в религиозном сионизме набирают силу крайние идейные течения, готовность доводить до «последней черты» то или иное галахическое установление, и, вместо того, чтобы «добавлять любовь к любви», добавлять ненависть к ненависти, как это имеет место в книге «Царская Тора». Они дают волю самым опасным эмоциям, таящимся в скрытых глубинах человеческого сердца, и которые, в прошлом, уже приводили еврейский народ к страшным катастрофам. Эта книга не что иное, как попытка овладеть духовным наследием иудаизма, и потому весьма желательно, чтобы ответ на нее прозвучал бы не только из уст политических и общественных деятелей, но и из уст религиозных авторитетов.