Страшное известие пришло в нашу редакцию в день сдачи номера. В Риге от инсульта скоропостижно скончалась Марина Солодкина. Не думаю, что кто-то из русскоязычных депутатов сделал больше для алии, чем она. Ее называли матерью Терезой, иногда иронично жилеткой для всех обиженных и оскорбленных. На самом деле это было абсолютной правдой, потому что Марина была последней надеждой несчастных матерей-одиночек, жертв полицейского произвола, безумства ретивых социальных работников. Вы помните телекадры из ее родного Ашкелона, где она пытается отбить несчастных стариков, которых вместе с полицией мордуют судебные исполнители за неуплату теленалога. Помните ее яростные выступления в защиту женщин, у которых отбирали детей.

Марина никогда не была левой, как утверждалось, и правой она не была, ее интересовали социальные вопросы, боль и обида маленького человека, реальные олимовские судьбы. Потому-то не пошла ни в МЕРЕЦ, ни в Ликуд. Она надеялась на Шарона, после на Ципи Ливни как его продолжательницу, и демонстративно хлопнула дверью, когда Кадима выродилась до мышей. Уйдя из Кнессета, Марина призывала голосовать за НДИ, и не потому, что ей была близка идеологическая платформа, а потому, что все остальные партии судьба алии абсолютно не интересовала.

Она была не обидчива и с юмором воспринимала все фельетоны, которые ей посвящались. Помню, я как-то написал такой, «Заливное для Солодкиной», где критиковал ее партию и верность коалиционной дисциплине, и на каком-то сборище с ней столкнулся. Ожидал привычного обиженного выражения этих до боли знакомых поджатых партийных губок. Она подошла и совершенно неожиданно для ее окружения меня поцеловала:

- Я давно так не смеялась.

Увидев недоумение в глазах свиты, а она тогда была замминистра абсорбции:

- Так ведь по делу пропесочил.

Каюсь, часто писал и не по делу, поводы были довольно юмористические, просто комичные, но Марину в русскоязычной прессе любили и знали, что если дать номер ее телефона нашим читателям, попавшим в сложную передрягу, те никогда не наткнутся на стену равнодушия. Может быть, она не всем смогла помочь, но изо всех сил пыталась.

Сил, как оказалось, было немного, Марина прожила до обидного мало, всего шестьдесят, продолжительность жизни женщин у нас в стране 84 года.

Давид Шехтер, сообщая о реакции Натана Щаранского на смерть Марины Солодкиной, написал: «Марина работала с полной самоотдачей во имя репатриантов, помогая им всем, чем только могла. Эта помощь составляла смысл и цель ее жизни. И когда она не смогла больше помогать, она не смогла больше жить».

Не знаю, кому принадлежат эти слова, Щаранскому или Давиду, который ее хорошо знал и много лет вместе работал, но точнее не скажешь.

Мне кажется, что после смерти Юрия Штерна мы вторично осиротели.