Идя на спектакль, я опасался, что меня окунут в атмосферу студенческих этюдов и капустника (жанра, который я на дух не переношу), но был приятно удивлен крепко сколоченным, профессиональным, заставляющим задуматься зрелищем…

Студенты выпускного класса рамат-ганского театрального института "Бейт-Цви" пригласили широкую публику на свой дипломный спектакль "Лех леха ми-арцеха" ("Иди из земли своей").

Постановщик спектакля– молодой драматург и режиссер Гур Корен (который сам несколько лет назад закончил этот вуз). Он же написал и пьесу, оттолкнувшись от идеи белградской драматургини Биланы Сербийович. Как и в оригинале, пьеса Корена состоит из ряда эпизодов, внешне между собой не связанных. Если у Биланы Сербийович речь идет о сербах, покинувших свою родину, то в пьесе Корена – это, естественно, израильтяне, волею судьбы оказавшиеся в "рассеянии". И в отличие от оригинала, в израильской пьесе не три части, а четыре: Гур от себя добавил очень сильный, бьющий по нервам берлинский эпизод.

Все четыре истории происходят в один и тот же момент времени в России, Австралии, США и Германии. Герои, как уже сказано - живущие в этих странах молодые израильтяне. Время – вечер 31 декабря, часы вот-вот пробьют 12.

Идя на спектакль, я опасался, что меня окунут ватмосферу студенческих этюдов и капустника (жанра, который я на дух не переношу), но был приятно удивлен крепко сколоченным, профессиональным, заставляющим задуматься зрелищем.

Аллюзии со студийными занятиями были – но самую малость, тонко дозированные, сдобренные хорошей самоиронией, и это не испортило общего впечатления, что это добротная профессиональная работа.

Спектакль получился ритмичным и упругим, он полон юмора, актерских и режиссерских находок, трагедий и страстей. Материал для дипломного спектакля выбран удачный: в нем много разных характеров, показанных в переломные, трагические минуты жизни. Ведь главная задача дипломного спектакля – это продемонстрировать актерские способности выпускников – и пьеса Гура Корена щедро предоставляет им такую возможность. Как и полагается выпускникам, юные актеры играли задорно, с искренней самоотдачей, исполняя (как в бенефисах) по нескольку ролей; и не знаю, намеренно сделал это режиссер, или так вышло само – это были противоположные по характеру роли: заморыш из одного рассказа в другом примеряет на себя образ юного бандита с пистолетом (Исраэль Гольдрат), легкомысленный мачо из московского эпизода превращается в высокомерного и развращенного резонера в берлинском (Идан Смаджа), роковая красотка-нимфоманка из второго эпизода (Лорин Мосери) в четвертом играет замухрышку, девица легкого поведения из Москвы (Наталья Семи-Падани), попав в Америку, становится ранимой, тоскующей по истинной любви и так далее. Нектар Гефен играет очаровательную и снисходительную стюардессу, которая сопровождает нас в перелетах из страны в страну, а в одном из эпизодов "озвучивает" младенца – и делает это с не меньшим талантом.

Заслуживает упоминания скупая и в то же время "нагруженная" сценография Славы Мальцева (он является одним из творческих руководителей этого курса); декорации не только наглядно характеризуют героев как эмигрантов, живущих на чемоданах, но и позволяют быстро менять место действия. Удачной находкой стало появляющееся в кульминационные моменты большое световое пятно на стене в виде узнаваемых контуров карты Израиля. Эта карта – но уже в реалистическом исполнении – лежит "ковром" на полу, наползает на другую стену - и активно "участвует" в диалоге персонажей.

Не случайно я проронил, что эти эпизоды не связанны между собой внешне. Есть глубокая внутренняя связь, которая проявляется в перекличке некоторых деталей. И этот аспект - один из самых удачных в постановке.

Ну, довольно с комплиментами. Было в спектакле и такое, что мне не понравилось. Мне не терпится поговорить о пьесе. Диплом дипломом – но я шел не актеров выбирать для своего несуществующего театра; приглашая на спектакль, Гур обещал представление, и я воспринимал как представление, без скидок на ученичество или эксперимент.

Мне всегда очень важно, с чем я ухожу со спектакля, что выношу в сердце, в душе. Я убежден, что все театральные приемы, образы и метафоры служат одной цели – донести до зрителя некую мысль. Пусть даже эта мысль будет о том, что вот сколько в мире забавного и нелепого…

Так уж получилось, что все герои спектакля "Лех леха ми-арцеха" – мелкие неудачники, ни у одного жизнь не сложилась. Даже если они неплохо устроились в чужой стране – они ведут себя подло в нравственном отношении. Грязные измены, беспринципная погоня за чистоганом. Если зажигается любовь – то она униженная, приниженная, испачканная – и происходит в общественном мужском туалете. Касаясь лирических мотивов, создатели как бы извиняются за это и спешат испачкать черными красками.

Со сцены в зал транслируется пошлость, беспринципность, жестокость. На первый взгляд, пафос этого произведения: "Так будет со всяким, кто покинет Израиль". На первый взгляд. Потому что этот студенческий спектакль ведь не висит в пустом пространстве, он – часть огромной мозаики, именуемой театральная жизнь Израиля. Я перебираю в памяти постановки, которые видел за последний год – в Камерном, в Бейт-Лесин, в Габиме… И там все те же темы, все то же: несчастья, трагедии, наркотики, опустошенность, беспринципность… Хотя их герои не покидали страну. Нет, останься эти молодые люди в Израиле, ничего хорошего в их жизни бы не было – если судить по спектаклям. Нигде нет у них надежды на мало-мальски хорошую жизнь – не говоря уже о небе в алмазах.

В одном можно быть спокойным: нынешние выпускники театрального института Бейт-Цви в этом смысле органично впишутся в театры Израиля – многие из них найдут свое место.

Однако, положа руку на сердце - судьба нескольких - пусть и очень талантливых – выпускников меня заботит меньше, чем судьба израильского театра в целом и в конечном счете – судьба страны. На то, как она сложится, и претендует влиять Театр с большой буквы. Формировать ее.

И здесь я затрагиваю один и самых сложных и важных для меня тем. Что это – такое видение жизни израильскими драматургами? Нет ничего радостного, ничего светлого в окружающей реальности? Плохо быть израильтянином? Плохо быть человеком вообще? Идея мне абсолютно чуждая, но она как бы упорно внедряется израильским театром – и неважно, выберете вы академический или коммерческий, заслуженный Камерный, или делающий первые шаги студенческий…

Может, это особенность театра как жанра, такова его природа, спектакль не состоится без грязи, отчаяния, без мерзостей дна? Он растеряет зрителей, если будет говорить о светлом и радостном?

Мой опыт показывает, что нет, театр может быть наполнен оптимизмом – и вопреки этому пользоваться любовью зрителей.

Меня покоробил, даже испугал дружный смех в зале, когда героиня бросила своему мужу-ашкеназу провокационную шутку: "Сгорел, как твоя бабушка в Майданеке". Здесь нет упрека к драматургу, я свято верю в право творца на провокации, он имеет право на подобного рода остроты. Меня ошеломила реакция зала. Но могу ли я предъявлять претензии к зрителям? Могу только содрогнуться… Неужели прошло уже так много времени с тех трагических дней, и уже можно весело посмеяться над тем, что тогда произошло?

И напоследок - два мелких (мелочных) замечания. Смешно, что москвички приходят в гости вечером 31 декабря с елкой в виде подарка. Ладно, простим Гуру Корену его незнание нееврейских реалий, это мелочи, к которым не стоит придираться.

Второе: у меня уши вяли, когда я слушал в московском эпизоде речь молодой женщины очень легкого поведения (ее играет русскоязычная Наталья Сами-Падани). Монологи ее состояли из сплошного мата. Потом героиня в подробностях рассказывает, как сработал ее организм в туалете… Это не в российской традиции. Даже очень низко павшие женщины все еще не говорят о таких вещах… Это все еще табу… Это реалии другой культуры. Я не раз был свидетелем того, как русскоязычные в Израиле впадали в шок, когда собеседница-израильтянка вдруг вставала из-за стола, заявив во всеуслышание, что ей нужно срочно сделать пи-пи….

Впрочем, я давно уже уехал из той страны, может, там и произошли такие кардинальные изменения… Так что отнесем это на мою старомодность и отсталость от жизни…

Зато в финале участники всех эпизодов под полуночный бой часов целуются. Это должно как бы компенсировать все предыдущие несчастья и наделить нас каплей надежды в море безысходной чернухи.

На снимках: сцены из спектакля

Фото: Йоси Цвик