Ближний Восток: смерть идеологии, смерть вождей, смерть государств

Революционный вихрь, потрясший Арабский Восток, не утихает. Стремление народов к свободе и справедливости остановить нельзя. Эти слова могут произнести и египетские «братья мусульмане» носящие по улицам как знамя отрезанное ухо либерала, и противники, гордо позирующие на фоне пылающей штаб-квартиры «братьев».

Египет агонизирует. Но не только он и Ливия. Сейчас речь идет уже о принципиальной возможности стран, переживших «арабскую весну», осознать хоть социально-политическую целостность. Еще не полыхает Тунис, но это не меняет геополитической картины, придет и его время. Вполне можно сказать, что итогом «арабских революций» последнего времени стал не переход на некий «новый уровень развития», а тотальная деструкция и сползание в «Великий Хаос». Арабский Восток гибнет. Тень Сомали встает над ним.

Хотя в не столь далекие времена - пятидесятые-шестидесятые годы поводы для оптимизма были. Наличествовала явная общеарабская ориентация на Прогресс с большой буквы. Практически на всем Арабском Востоке, а также в Иране, - особенно при шахе, - с пятидесятых-шестидесятых годов шла реализация модернистского проекта, имевшего целью достижение уровня развития, сопоставимого с передовыми странами. Рациональное государственное устройство с правовой системой в основе, создание системы всеобщего всеуровневого образования, военная модернизация, технолого-производственная независимость - все это было четко фиксированной идеологической целью большинства арабских режимов и Ирана.

Степень интенсивности «идеологии рывка» была в разных странах различной: в ряде арабско-светских, с ориентацией на социалистического типа «народовластие» стран, - насеровском Египте, Сирии, Алжире, Ливии, Южном Йемене, - «власть идеи» была по настоящему революционной, там шло глобальное переустройство всех общественных устоев.

В монархиях Персидского залива, а также в шахском Иране, стремление к экономико-технологическому рывку также было явным и четким, но не было идеологически оформленным и соединялось с консервативным, феодально-религиозным политико-социальным проектом. Нефтяные деньги там давали возможность как выходить на новый технологический уровень развития, так и покупать лояльность бесправных подданных, превентивно давимых репрессивным аппаратом.

Но все же выхода на некий «новый уровень развития» хотели все арабские страны. Правящие верхушки Марокко и Северного Йемена, правда, не очень сильно страдали прогрессизмом, что и дало им возможность не быть полностью сметенными революционными вихрями последних двух лет.

Немалую роль в арабско-модернистском проекте играла и идея «достижения Великой Победы над Израилем». «Сакральный враг» - Израиль самим своим существованием сильно стимулировал арабов к развитию. Однако любой глобально-интенсивный модернизационный проект имеет одну печальную особенность. Он не может быть чересчур длительным. Спринтерский темп - в госстроительстве ли, в спорте ли - всегда явление кратковременное. Нельзя задавать слишком высокий темп развития, это чревато «срывом дыхания». Последствия будут плачевными.

Первым на своей шкуре это испытал иранский шах, чья попытка совершить «Большой Скачок» выдохлась быстро, не сумев преодолеть традиционалистскую инерцию общества. Население Ирана не оценило прогрессистские усилия шаха–модернизатора, желавшего сверхинтенсивно развить страну в технологическом плане, но при сохранении феодально-монархического полусредневекового госустройства.

Шах Реза Пехлеви недоучел, ко всему прочему, фактора реакционно-ментальной социоинерции и необходимости выработки общепринимаемой «идеологии единения». Духовно сплотить свою страну шах не смог, да и не пытался. За что поплатился в далеком 1979-м году. А недавно свергнутые арабские правители явно не учли давний, но по-прежнему ценный опыт персидского коллеги.

Чтобы модернизационный проект мог быть успешно реализован, абсолютно необходимо единство власти и народа. Государство в этом плане должно стать подобием некой «большой семьи», где все граждане сплачиваются в единый монолит в процессе «общего дела». В арабских реалиях так было, к примеру, в Алжире, в Египте при Насере, в ранней Ливийской Джамахирии.

Если «идеология прогресса» принимается обществом, то власть - а, как правило, конкретная персона «отца нации» - получает общенародный вотум доверия. При этом общество добровольно берет на себя ряд ограничений, необходимых для «общего дела». В частности это отказ от политического плюрализма и принятие военно-авторитарного стиля управления страной.

Но «отец нации», получив вотум народного доверия, должен через какое-то достаточно короткое время показать народу эффективность своей деятельности. Ему надо воочию увидеть результаты модернизации: повышение уровня жизни, возможность пользования «социальными лифтами» и т.п. Если некий «проект развития» начинает приносить очевидные и конкретные плоды – то тогда «отец нации» получает продление лидерских полномочий в реализации новых модернизационных планов.

Но интенсивное развитие все же имеет некий «потолок». Прогресс не может быть бесконечным. Но если модернизация остановилась, и ее результаты перестают быть наглядно-очевидными для социомассы – то тогда наступает общественный застой, порождающий скрытый, а затем открытый протест. Именно это и произошло во вполне развитых, сопоставимых с Западом по уровню жизни, Тунисе и Ливии. В Египте, - где насеровский проект развития был давно похоронен, а Мубарак за десятилетия правления ничего другого кроме индустрии туризма не создал, - общественный протест был скорее «протестом нереализованных ожиданий».

Когда модернизация подходит к концу, и ее плоды начинают воспринимаются как данность, - то она теряет смысловое наполнение, особенно для молодежи, не знающей «домодернизационных» реалий. Тогда само понятие «общественного движения вперед» становится малопонятным. О каком понимании «прогресса» могла идти речь в предреволюционном Тунисе или Египте? Как формулировалась идея развития в каддафистской Джамахирии перед ее гибелью?

Реальность такова, что сейчас прежние варианты революционно-прогрессистских арабско-светских идеологий стали пустыми словами. Как и в позднем СССР, прогрессисткая идеология в арабских странах умерла. Причем везде. На смену ей уверенно идет «идеология регресса» в лице ультасалафитского ислама.

Но смерть идеологий – это лишь часть процесса разрушения. В целом на Арабском Востоке гибнет сама авторитаристская, вождистско-лидерская модель государственного устройства. Хотя альтернативы «вождизму» у арабов нет. Такой тип госустройства для них естественен, он идет и от родоплеменной и от феодальной традиции. У нынешних арабов нет и уже никогда не будет общезначимых лидеров, целей, и даже ориентиров. «Отцы отечества», способные вести за собой ВСЕХ граждан своих стран, уже вряд ли появятся.

Какой лидер может претендовать на роль «вождя нации» в современном Египте, когда поклонники либеральной демократии бьются на площади Тахрир с умеренными исламистами, под ироничными взглядами ждущих своего часа ультраисламистов?

Попытка в Египте умеренного исламиста Мохаммеда Мурси «кавалерийским наскоком» стать «лидером всего Египта» явно не удалась. Поддержка религиозно ориентированного крыла общества – это не поддержка всего общества. Горящая в центре Каира штаб-квартира «Братьев мусульман» это явно показала.

Наблюдаемая ныне агония постреволюционного Египта: наглядный пример ситуационного тупика, порожденного конфликтом интересов различных социальных групп и социальных слоев. В том числе «конфликта идей и воззрений», порожденного гибелью еще недавно общезначимой «идеологии прогресса и развития» с вождистско-лидерской составляющей в основе.

Во всем регионе царит идейно-ценностный раздрай, переходящий, - как нынешнем Египте, - в совершенно реальную гражданскую войну. В Алжире и Судане такая война идет уже давно. В Сомали она закончилась.

Похоже, в регионе окончательно аннулированы западнические векторы развития. Говорить о возможности построения на Арабском Востоке демократии западного образца смешно. Толерантность, феминизм, мультикультурность – это все явно не для арабов. Египетские христиане-копты и их единоверцы из Ирака и Судана уже сейчас могут почитать западным гуманистам типа Глюксмана яркие и познавательные лекции о «практической мультикультурности».

Судьба революционных «светских» стран неизбежно постигнет и арабские монархии. Сверхразвитый репрессивный аппарат рано или поздно перестанет спасать королей и эмиров. Религиозно-идеологическая составляющая арабско-монархического «охранительства», похоже, там уже не работает. Теракты стали обыденной реальностью и в Саудовской Аравии.

«Государственный салафизм» арабских монархий не находит отклика в душах ни у задавленных приверженцев либерализма, ни у мечтающих о «чистом исламе» ультрасалафитов. Да и обывательская социомасса арабских монархий все меньше воспринимает погрязших в роскоши и «соглашательстве с безбожным Западом» «богопомазанников» как сакрализованных «лидеров нации и государства». А уж если монарх потерял уважение своего народа и лишился сакрального ореола, то гибель возглавляемого им государства неизбежна. Возможно, смерть арабских монархий не будет такой быстрой, как у недавно рухнувших светских режимов, но когда-нибудь наступит и она.