Как хороши, как свежи были розы! К каждой красной розочке в комплекте прилагались две ромашки: традиционно белая и кустарно покрашенная в синий цвет. Небось всем посольством красили, подумал я.

Букетики вручали симпатичные девушки на входе в роскошный резорт с бассейном гостиницы в Герцлии-Петуах.

Россия отмечала один из первых Дней Независимости.

- Независимости от кого? – наивно спросил коллега – безнадежный ватик из Вильнюса.

В нем, непримиримом литваке, проснулся вдруг жадный интерес к ненавидимой, как казалось, доисторической родине, и я, оле хадаш персидского разлива (январь 1991 года), служил у него политконсультантом.

- Независимости от Литвы! – памятуя  штурм «Альфой» вильнюсского телецентра, воткнул я ему, и там два раза повернул мое оружье, присовокупив Баку и Тбилиси.

- Боже, какими мы были наивными, как же мы молоды были тогда, - звенел романс над Средиземным морем. Да и так подумать: Александр Бовин вместо цекашно-гебистской сволоты, чистые помыслы и лица, страстное желание дружить, наши детские восторги и, каюсь, ощущение того, что не доиграл что-то главное в своей жизни, ведь там, в Москве, а не в душной Израиловке, в это время творится история. Это потом, после Бовина, пришли «серые».

В моем любимом вайдовском фильме «Пейзаж после битвы» действие начинается с освобождения концлагеря, и каждый делает то, о чем долгие годы мечтал за колючей проволокой. Кто-то ест, давится и ест, закатив глаза, кто-то, извините, трахается, группа заключенных топит в выгребной яме ненавистного капо, а поэт жадно листает полусожженные книги.

Так и мы кинулись, кто торговать, кто издавать, кто лечить российских туристов, кто, как я, редактировать. Там размах и жизнь, подпитываемая телевидением на родном и доступном языке, а тут какие-то мелкие малопонятные провинциальные страстишки и полная потеря статуса. Позвольте представиться – Леонид Луцкий, рабочий на стройке.

Помните анекдот тех лет: по Дизенгоф-центру бегает болонка и рассказывает, что в прошлой жизни была сенбернаром. Однако, доложу я вам, многие, особенно в журналистике, на просторах СНГ преуспели, израильская закалка дорогого стоит.

Читательский спрос диктовал предложение, и израильские русскоязычные газеты обзавелись приложениями. Как говорится, на любой вкус и цвет, от порнухи до высокоинтеллектуальных изданий. У нас в «Глобусе» - легкая ироничная «Комсомолка»-толстушка и вполне либеральные умные «Известия» великого Голембиовского.

Тихо, как тать в ночи, подкрался Володя Путин, и пространство свободной российской прессы стало скукоживаться. «Толстушка», по меткому выражению одного из ее создателей Дмитрия Муратова, превратилось в газету ПГТ, ее клоны теперь с удовольствием читают белорусские и молдавские гастарбайтеры в Испании и Италии, а «Известия» запаршивели до официоза, мутируя вслед за своими главными редакторами в сторону встающих с колен. Но мы к тому времени осчастливили себя и читателя великолепной «Общей газетой» Егора Яковлева, которую с целью закрытия купил придворный питерский еврей, переименовал в «Консерватор» и схоронил где-то на заднем дворе. Заметьте, это был 2002 год - Путин-лайт, Ходорковского еще не арестовали, и «Новые известия» еще редактировал Игорь Голембиовский, его уволят через год за статью о культе личности Путина. Да, был еще у «Глобуса» недолгий роман с «Московскими новостями» под редакцией Евгения Киселева, он ее, несмотря на все свои телеталанты, и угробил. Приходится признать, что, как к нему ни относись, в данном случае даже нет оснований кинуть камень в следующего владельца – Аркадия Гайдамака.

Вот тогда-то, отсидев «шиву» по «Общей газете», я не корысти ради, а только милостью пославшего мя читателя, отправился в Первопрестольную бить челом перед «Новой газетой» - единственной из уцелевших, стойкой, как оловянный солдатик.

Дмитрия Муратова в редакции не было, но меня принял его заместитель – Сергей Соколов. Я ему доложил о делах наших скорбных, бедах и победах, и продемонстрировал товар лицом - номера «Глобуса». Интимных подробностей из жизни Примадонны они не содержали, и Галкин с Киркоровым у нас воздух не озонировали.

Сергей внимательно и очень профессионально просмотрел газету, видимо, никто из наших авторов у него брезгливости не вызвал, и сказал: - Пойдем договариваться в «Регион», они отвечают за распространение приложений.

На мое счастье, встретил нас замечательный человек из команды старых «Известий». («Новая» была и есть Ноев ковчег для всех свободных имен: Анны Политковской, Юрия Щекочихина, Ирины Петровской, Славы Тарощиной, Дмитрия Быкова, Юлии Латынинойи и Юрия Роста.) Словом, традиции старых «Известий», «Общей» и «Комсомолки» прижились на этом последнем островке свободы.

Вот тогда-то Сергей представил меня Анне Политковской, маленькой хрупкой женщине, от которой уже веяло чем-то потусторонним, словно она знала нечто, сокрытое от нас, смертных. Во всяком случае, шутить или улыбаться в ее обществе не хотелось.

Соглашение о сотрудничестве с нами подписал Сергей Соколов, но окончательное «добро» от Главного мы не имели. Несколько шаткая ситуация. С Дмитрием Муратовым мы встретились на конгрессе в Берлине, я успел ему передать номера «Глобуса», но случился «Норд-Ост». Террористы в качестве парламентария требовали Анну Политковскую.

- Я, - сказал Муратов, – срочно вылетаю в Москву, я Аньку одну к бандитам не пущу.

Трагедия завершилась кроваво и без помощи Анны Политковской, ее страшный час еще не пробил.

Дима просмотрел «Глобус» где-то через полгода, и мнение его было эмоциональным и парадоксальным:

- Из-за тебя, мерзавец, всю ночь не спал, пытался понять, что ты делаешь? Это не «Новая газета». Вы игнорируете наши главные материалы, расследования и анализ новостей и с упоением публикуете наши литературные и иные отнюдь не сенсационные материалы.

- А ты попробуй объяснить израильскому читателю, скажем, бывшему киевлянину или бакинцу, заветное слово «ваучер».

- Да понял я и без твоих объяснений, к утру понял, вы все правильно делаете.

Много лет назад я для себя как автор и редактор решил: я перепечатываю своих партнеров и авторов, чьи позиции мне близки либо увлекают своей парадоксальной логикой, вроде Латыниной, Шендеровича, Новодворской или Радзиховского, но ни в коем случае не высказываю своего мнения. Разве что речь идет об израильско-российских отношениях и наших общих «друзьях» вроде Ирана и «Хизбаллы» с ХАМАСом. Путевые заметки–наблюдения не в счет. Моя позиция простая: живу в Израиле здешними реалиями, получаю не рубли, а шекели, а потому не моги судить и на чью-то сторону становиться.

Не хочу превращаться в советолога из рубрики «Глядя из Лондона».

Получается далеко не всегда, а последнее время и вовсе плохо получается, особенно когда речь идет о свободе слова или если жизни людей, внутреннюю близость с которыми ты ощущаешь, что-то реально угрожает.

Статья Юлии Латыниной «Поездка в лес» и открытое письмо Муратова Бастрыкину повергли в шок.

А теперь вкратце - продолжение истории. Муратов встретился с Бастрыкиным, последний извинился. "Мы приняли извинения и считаем, что конфликт исчерпан: Сергей Соколов может спокойно возвращаться в Москву, это подтвердил сам А.Бастрыкин, лично поговорив с ним по телефону и извинившись", — рассказала пресс-секретарь "Новой газеты" Надежда Прусенкова. Она отметила, что подобных действий со стороны главы СКР коллективу газеты вполне достаточно. "Мы изначально говорили, что не хотим крови и мести, а хотим гарантии для наших сотрудников, что мы и получили. Сейчас в Интернете большой шум, нам объявляют бойкот, но им хочется сказать, что, ребята, когда вам придется похоронить шестерых своих коллег, вы тоже будете менее кровожадны, — подчеркнула Н. Прусенкова. - Мы уже научены горьким опытом, и все угрозы воспринимаем, возможно, чересчур серьезно, но иначе мы не можем: таковы реалии нашей работы".

Понятно, что без Путина здесь не обошлось, иначе всесильный глава Следственного комитета не спешил бы с извинениями, и пресс-секретарь ВВП Песков не доложил бы, что президент поставлен в известность.

Дальше можно глубоко копать российские реалии и вслед за Александром Хинштейном и Дмитрием Быковым рассуждать о войне силовиков, влиятельных силах, жаждущих отставки Бастрыкина, и об обысках и арестах лидеров оппозиции как последней попытке главы СК РФ сохранить свою должность. Заговорили о письме с требованием отставки президенту, которое готовы подписать многие известные в журналистском мире лица.

Извинению Бастрыкина предшествовали пикеты самых известных и порядочных журналистов России, которых «свинтили» бастрыкинские держиморды.

Понятно, народ возжелал крови. В частности, обозреватель "Эха Москвы" Матвей Ганапольский на своей странице в Facebook заявил следующее: "Что означает: "Муратов и Бастрыкин пожали друг другу руки и сказали, что конфликт исчерпан"? Что это значит?!

Мы сутки требовали объяснений от Следственного комитета, который нагло молчал. Мы подписывали письмо от хартии журналистов, наши журналисты пикетировали СКР, их сажали в автозак, и вдруг "пожали руки"?"

Но это еще цветочки, куда жестче была Маша Гессен: как он мог «подложить такой подарок журналистскому цеху, который еще вчера стоял за него в пикетах». Ксения Ларина с «Эха Москвы» написала: "Ощущение жуткого позора. Дегтем вымазали, в перьях вываляли и пустили по кругу - вали, свобода слова, танцуй. Конечно, это можно было предположить. Но так не хотелось. Короче, встретимся в лесу. Все там будем".

 

Муратова обвиняли в сепаратных переговорах, журналистов "Новой" называли "блатными", Муратова сравнивали с торгашом, а его поведение характеризовали как "бл.дство". Наконец, Муратову припомнили и то, как после убийства Анны Политковской он думал о закрытии газеты - по собственным словам Муратова, никакая газета не может быть дороже жизни людей.

Не может, даже самая прекрасная, он, потерявший 8 журналистов, в том числе Юрия Домникова, Юрия Щекочихина, Анну Политковскую и Анастасию Бабурову, знает, о чем говорит.

Никого не сужу и верю, что многие из тех, кто возмутился исходом дела, готов пожертвовать своей жизнью. Но кто тебе дал право жертвовать жизнью близких, друзей, коллег и подчиненных.

Следствие законченно, забудьте. Сергей Соколов вернулся в Москву, будем считать, что я, переживая за коллегу, отделался легким испугом. Вот и изменил, в отличие от Нины Андреевой, своим принципам, взялся за перо. Дальше будем следить за схваткой со стороны.

С большой охотой возвращаюсь к нашим баранам.