События «арабской весны» заставили по-новому взглянуть на проблему взаимоотношений армии и политического ислама на Ближнем Востоке. В Тунисе и Египте военные поддержали революцию и фактически способствовали приходу во власть представителей ранее запрещенных исламских движений. Если в Тунисе армия старается не вмешиваться в политический процесс, то в Египте после первого тура президентских выборов соперничество между военными и «исламистами» только обостряется. В Сирии армия встала на сторону режима и, в конечном итоге, раскололась.

До начала революционных событий на Ближнем Востоке большинство ученых полагало, что принадлежность к армейской среде ослабляла связи офицерского корпуса с исламом, усиливала его светское мировоззрение. Действительно, подобная ситуация была в целом характерна для периода II-й половины XX в. Военная служба, социализация военных, профессиональный опыт разрывали их традиционные связи с родной общиной. Данное обстоятельство во многом определяло секулярный характер армии. Таким образом, создавался типаж светского национально-ориентированного офицера. Такие офицеры были менее подвержены влиянию политических течений конфессионального и этнического характера. Их приверженность армии, как национальному инструменту, снижала вероятность вмешательства в политические события, спровоцированные религиозным фактором, с одной стороны, и служила действенным регулятором конфессиональных конфликтов, с другой.

Однако подобные обобщения не всегда отражали реальное положение дел в каждом конкретном случае и отдельной стране. Нельзя было не принимать во внимание тот факт, что армия - это слепок общества. Если большая часть населения, особенно его средние слои, выступают против власти, то это неизбежно влияет на армию. В офицерском корпусе представлены все основные группы общества и на офицерах, так или иначе, отражаются общественные различия и антагонизмы. С другой стороны, многие арабские страны имели тяжелое наследие колониального прошлого в виде раскола по конфессиональному, этническому, региональному, племенному принципам.

После 1945 г. и до начала 1970-х гг. в странах Ближнего Востока и Северной Африки было отмечено, по крайней мере, 9 острых конфликтов на этнической или конфессиональной основе. Военные перевороты 40-60-х гг. XX в. зачастую отражали соперничество различных этнических, религиозных, классовых и земляческих группировок, которые были широко представлены в офицерском корпусе и в значительно меньшей степени были характерны для гражданских политических и экономических элит.

С другой стороны, светский характер и национальная ориентированность офицерского корпуса были весьма ограничены в тех странах, где офицеры были представлены, преимущественно, выходцами из одной этнической, религиозной группы населения. В этом случае его единство не являлось исключительно результатом развития секулярных и общенациональных ценностей, а происходило, прежде всего, на основе чувства принадлежности к определенной группе населения, ее исключительности.

Так, в Ираке времен С.Хусейна элитные части формировались в основном из суннитских племен, проживавших в родных местах бывшего иракского лидера. Такая же практика была и в Сирии, где части охраны режима были укомплектованы алавитами из семейного клана Асадов. Когда такие офицеры вмешивались в политику, росла вероятность того, что они могли способствовать разжиганию этнических, конфессиональных конфликтов, проводя политику в интересах определенной конфессии или этнической группы. Военные, находившиеся у власти в странах с разнообразным этно-конфессиональным составом населения, не только не смогли удержать распространение этих конфликтов, но и нередко осознанно или нет, способствовали их развитию, что в итоге приводило к дезинтеграции государства по этно-конфессиональным признакам. Об этом свидетельствовал опыт военных в Судане, Пакистане, Ираке, а сегодня и в Сирии.

В большинстве армий арабских стран практически невозможно добиться того, чтобы продвижение по службе базировалось только на критерии личных качеств и профессиональных достоинств, и при этом обеспечивалась пропорциональность представительства в офицерском корпусе различных этносов и конфессий. Повышение офицера привилегированной религиозной общины в звании за личные заслуги могло быть расценено представителями иных конфессий как ущемление их общинных интересов и наоборот.

Так, в конце 2007 г. в Сирии в ряде военных училищ, расположенных в г. Хомс и его пригородах, произошла серия мятежей. Основной причиной недовольства поднявших мятеж курсантов и преподавателей в основном из числа офицеров-суннитов стало привилегированное положение их коллег-алавитов и те преимущества, которыми они пользовались в получении отпусков, продвижении и поощрениях по службе. Жизненные ценности офицеров, сформированные в детском и подростковом возрасте, во многом были связаны с их этническим, религиозным и земляческим происхождением. Эти ценности частично ослабевали по мере взросления под воздействием новой самоидентификации.

Однако эти факторы были не способны полностью удалить или заместить приверженность офицеров их традиционным ценностям, которые существовали как бы параллельно вновь приобретенным. В условиях усиления влияния политического ислама на внутреннюю жизнь этих стран и начавшегося в них народного революционного подъема, прежние связи офицеров с традиционным обществом были способны перевесить их профессиональную сплоченность и чувство национальной общности.

Таким образом, в нынешних условиях Ближнего Востока прежнее понятие светского национально-ориентированного офицера эволюционировало и носит сейчас во многом условный характер. Светское мировоззрение и чувство общенациональной самоидентификации, с одной стороны, и приверженность традиционным ценностям, с другой, могут мирно сосуществовать в военной среде до тех пор, пока этнические и религиозные различия не перерастают в острые конфликты.

В условиях растущего процесса «исламизации» в арабских странах и усиливающегося стремления различных политических сил к переустройству общества с использованием элементов либерализма и демократии, действия военных и их мотивация будут во многом определяться характером взаимоотношений правящих режимов с исламом и их соответствием роли ислама в обществе и в армии, в частности.

Президентские выборы в Египте и развитие связанных с ними событий показали, что еще до начала арабских революций на политической арене страны действовали две основные силы - армия и «исламисты», которые в условиях революционного подъема временно объединились, исходя не только из общенациональных интересов, но будучи движимы инстинктом политического выживания.

Сегодня после первого тура президентских выборов, в результате которого обозначилось два явных лидера - Мухаммед Мурси и Ахмед Шафик, стало очевидным, что армия (как сколок старого режима) и «исламисты» вступили в острое политическое соперничество в борьбе за власть. Первый - представитель египетских «Братьев-мусульман» - набрал 25%, а второй - генерал и премьер последнего правительства Мубарака - 24%, что показывает приблизительное равенство уровня их поддержки в обществе, с одной стороны, и степень раскола в египетском социуме относительно дальнейших путей развития, с другой.

Неожиданный успех «насериста» Хамди Сабахи (свыше 21%), представителя светской, либеральной части революционных кругов, свидетельствует, что немалое число египтян предпочитают «третий путь», отличный от прошлого режима при доминировании военных и новой власти под руководством «исламистов». Возможно, именно данное обстоятельство позволит создать новый облик национально-ориентированного офицера на новом этапе развития арабских стран Ближнего Востока.

Ахмедов Владимир, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН