Визит Папы Бенедикта XVI намечен на ближайший сентябрь. Понтифик приземлится в стране, которая переживает быструю социальную и политическую эволюцию. Когда-то о Ливане говорили как о государстве, которое является оплотом христианства среди арабского мира: гегемония маронитов позволяла Бейруту считаться единственным христианским партнером Лиги арабских государств. Сегодня это еще так?

По прошествии почти сорока лет с момента начала первой гражданской войны в 1975 году верующие церкви святого Марона оказались обезглавленными, лишеными политического руководства и жертвами диаспоры, которую сами они спровоцировали. «Это естественно!», - восклицает Пол Дадах (Paul Dahdah), апостольский викарий в Бейруте, который возглавляет несколько тысяч католиков, живущих в тени ливанских гор. «Как вы называете этот процесс в Италии? Утечкой мозгов, правильно? У нас происходит то же самое: у вас экономический кризис, а у нас война. Все это подталкивает молодежь к отъезду».

Существует поток эмигрантов, о котором говорится годами, но каков его масштаб, неизвестно. Чтобы сохранить занимаемые позиции в структурах власти, марониты избегают демографических опросов. Референдум 1932 года — последний в истории страны. Другой, более современный, разумеется, продемонстрировал бы насколько церковь оказалась деклассированной, сведенной к меньшинству. «Мы все потеряли. А что еще хуже, мы не хотим этого признать. Наши политики стали отныне бесполезными. Они пикируются друг с другом из-за распрей, уходящих корнями в историю, но не отдают себе отчета в реальном положении вещей», - комментирует епископ Дадах(Dahdah). Намек относится к Мишелю Наиму Ауну (Michel Aoun), Самиру Джааджаа (Samir Geagea) и Амину Пьеру Жмайелю (Amine Gemayel), которые когда-то были военными деятелями, но сегодня предпочитают считать себя приверженцами мира.

Внутренний раскол в маронитском сообществе идет по трем направлениям: прежде всего, в личном плане. Бывший генерал Аун в свое время возглавлял Генеральный штаб армии, потом стал премьер-министром, а затем провозгласил себя президентом республики. Вошли в пословицу его резкие высказывания по отношению к сирийским оккупантам и шиитским партиям Амаль (Amal) и «Хезболла». Между тем, фаланги клана Жмайеля и ливанские силы Джааджаа проливали палестинскую и суннитскую кровь. Все это в сотрудничестве с израильским войском, которое оккупировало ливанскую территории. Шли восьмидесятые годы. После Таифского договора в 1990 году все переменилось.

Аун провел пятнадцать лет в ссылке во Франции. Когда он вернулся, он счел выгодным договориться с партией «Хезболла» и с Дамаском. В результате он занял диаметрально противоположную позицию по сравнению с Джааджаа и Жмайелем. Первый, после десяти лет, проведенных в тюрьме, претендует на роль защитника христианства против исламской оккупации, не только в стране кедров, но вообще на Западе. Недавно пришло сообщение, что на лидера ливанских вооруженных сил было совершено покушение, которое, однако, провалилось. А если бы оно удалось, не миновать бы новых столкновений.

Другой оборот приняла деятельность Жмайеля. Действительно, бывший президент продолжает оплакивать погибших в своей семье: сначала брата, потом сына, пятилетнюю внучку. Фамильное лидерство обезглавливалось годами. Отсюда возник союз Джааджаа и Жмайеля с Саадом Харири и родилась коалиция «14 марта», потом Саад Харири победил на выборах в 2009 году. Но они должны были отступить, чтобы дать место пропаганде Хезболла.

Все это выгодно Ауну? До определенного предела, так как бывшего генерала не оценил по достоинству шиитский блок. Действительно, в 2008 году Мишель Сулейман обогнал его в президентской гонке, в то время как сейчас его партия «Свободное патриотическое движение» находится в составе правительства только благодаря поддержке шиитов. Это было чем-то вроде манны небесной. «Три лидера живут в прошлом и поэтому готовы начать войну». В действительности, личные разногласия, в которых их обвиняет Дадах, имеют не только исторические корни, но они связаны и с нынешней действительностью.

Сирийский вопрос — это новый источник трений между Ауном, с одной стороны, и Джааджаа и Жмайелем, с другой. Это второй аспект в маронитском расколе. Ясно, что падение Асада или сохранение им поста в Дамаске повлияют структурно и на Бейрут. В первом случае коалиция «14 марта» получила бы новый приток кислорода для упрочения большинства, завоеванного в результате голосования три года тому назад. Следовательно, можно предположить, что в этом случае правительство Микати, поддерживаемое Хезболла падет, и, может быть, к власти вернется Харири.

Все правдоподобно, как и возможность новых столкновений на площадях. Действительно, трудно поверить, что шиитская милиция будет пассивно наблюдать за новым приходом к власти суннитов и части маронитов. Если же Асад останется на своем посту, а сирийская гражданская война не прекратится, Ливан будет продолжать балансировать в шатком равновесии, к которому он уже привык. «Мы живем одним днем и по-другому не можем», - сказал шиит Насер, арабо-итальянский переводчик Временных сил ООН в Ливане. «Никто не подвергает сомнению то, что в этой стране религиозный раскол существует. Мы сами ответственны за него. Но верно и то, что внешние силы, Израиль и Сирия, например, не способствуют решению вопроса». Поэтому христиане платят за то, что они не в состоянии помочь Дамаску сопротивляться или пасть. Коалиция «14 марта» убеждена, что после Асада Сирия станет более демократической и свободной, а Аун полагает, что возобладает салафитский фундаментализм.

Третья и последняя причина раскола кроется именно в эмиграции, во внутренних трениях и разладе лидеров с общественным мнением. Марониты рискуют потерять лидирующую роль среди христиан Ливана. Растет роль армян и мелькитов, а также их политическое влияние. Армяне подали пример на парламентских выборах 2009 года. Их присутствие в Ливане очень разветвленное и устоявшееся. Геноцид в Оттоманской империи в свое время привел к тому, что страна кедров стала первым убежищем для переживших трагедию. Сегодня у армян Бейрута, Библоса и Триполи гораздо меньше причин для эмиграции, чем у маронитов. В их руках банки, коммерция и недвижимость. Во время гражданской войны они не занимали ничью сторону, что делает их друзьями всех. Единственный вопрос, который заставляет их волноваться, - это гипотеза о военном вмешательстве Турции в Сирию. Для армян демонстрация силы со стороны Анкары представляла бы собой напоминание о кошмаре геноцида.

Другое дело — мелькиты. Они — друзья Асада и солидарны с палестинцами в лагерях для беженцев. Сегодня на юге Ливана их сообщество растет. Не случайно патриарх Григорий III Лахам такой частый гость Бейрута, хотя его епископство расположено между Дамаском и Антиохией. По правде говоря, трудно понять, какое место занимает эта церковь в Риме. Ее развитие идет медленно, и только когда она достигает поставленной цели, начинаешь отдавать себе отчет о ее политическом весе. На сегодняшний день две вещи можно сказать наверняка: мелькиты поддерживают Асада, и Ливан станет его первым пристанищем, если режим рухнет.

«В любом случае, честно говоря, я боюсь всего. Раскол в этой стране не способствует устойчивости перед революциями на Ближнем Востоке», - выплескивает Дадах свои личные эмоции. Арабский и, может быть, французский акцент есть в этом религиозном синкретизме, который характерен для Ливана. Сутана с фиолетовым краем, как того требует протокол для епископов, и шиитское кольцо, как символ его епископства. «Это воспоминание о моем служении в Рамалле», - объясняет Дадах. Поневоле задаешь себе вопрос, как в Римской курии отнеслись бы к этому очаровательному смешению религиозных верований.

Приходят в голову слова Ионна Павла II: «Ливан — это больше, чем страна. Это послание». Это историческое высказывание было произнесено по случаю его визита в 1997 году. В сентябре другого Папу будут принимать в Бейруте. Можно ли еще говорить о Ливане как о примере сосуществования? Но он никогда таким и не был. Новый маронитский патриарх Бешар Бутрос эль-Раи стал наследником кардинала Насруллы Бутроса Сфейра в прошлом году. О нем говорят, что он прагматик, намеренный сплотить церковь святого Марона. Ему придется представлять современный Ливан Бенедикту XVI.

Антонио Пикассо, "Limes", Италия